Нокаут

Щуплый смутно блеснул очками, испуганно пискнул, пытаясь освободить ворот рубахи от цепких пальцев «почтальона». Стенли втащил его в комнату, освещенную настольной лампой.

— Мсье Коти! — воскликнул щуплый. — Сергей Владимирович! Не знаю, как уж вас звать! Вы ли это?.. Третий, что ли?

«Викинг» в смятении отступил на шаг, волоча за собой очкастого книгочея.

Он держал за шиворот Вениамина Леонидовича Нарзанова.

Все же Фрэнк взял себя в руки. Противник его был слишком ничтожен.

— Какой я тебе мусью, штымп! — пропел он хамским тоном. — И никакой я не третий. Васька Скок я. Пискнешь — душу выну!

— Я не со-обираюсь пищать, — пролепетал специалист по Диогену. И сам не зная, для чего он все это говорит, пояснил льстивым голосом: — Я философ, только сегодня прилетел из Средней Азии. Мама и папа на курорте, а я не могу работать в школе. Для меня мысль — все!

— Деньги! — просипел «Васька Скок».

— Деньги — ничто, — прошептал Вениамин Леонидович краснея.

— Так давай деньги, тебе говорят! Ну!!

Нарзанов вежливо показал на ворот рубахи, пояснил:

— Подтащите меня к шифоньеру, мсье…

— Ша! Я тебе дам мусью!.. Сколько здесь?

— Полторы тысячи.

— Костюм теперь давай, шляпу.

Стенли выпустил философа, и тот засеменил к стенному шкафу, бормоча: «Мои костюмы вам малы. Вот если папин примерить…»

— Давай.

Грабитель занялся примеркой одежды и шляпы, а Нарзанов мало-помалу осознав, что кровавой сцены не предвидится, перестал дрожать и вновь погрузился в философские размышления. Мыслей у него было много, очень много. И все гениальные, не меньше.

— Послушайте, гражданин… Васька, — стал приставать он к грабителю. — Вы удивительно походите на троих людей, которые… Нет, это невозможно!

— Возможно, — отрезал «Васька», натягивая брюки.

— Гм… собственно говоря, с точки зрения чистой логики… Но позвольте… у третьего близнеца на лбу существовала шишка… Механическое повреждение. И у вас…

— Заткнись!

— Заткнулся, — с готовностью согласился Нарзанов, однако тут же заговорил: — Поразительно! Вы знаете, я пишу новую диссертацию. Ах, почему я не могу вас сфотографировать!.. Явление формы… Тенденция к феномену. Гегель сказал…

— Заткнись! — воскликнул бродяга умоляющим голосом.

— Виноват, я хотел сказать, что Фейербах сказал…

— Все равно заткнись! Убью талмудиста и начетчика!

Вениамин Леонидович испуганно захлопал глазами. Его не ужаснула перспектива погибнуть насильственной смертью. Философ устрашился слов «талмудист и начетчик».

— Ну, вот, — пробормотал он обиженно. — Разве так можно вести дискуссию? Ярлычок уже навесили, аргументум ад хоминем.[16]

— Какой там хоминем? Аргументум ад рем![17] — выпалил неожиданно «Васька Скок» и этим окончательно терроризовал Нарзанова.

Образованный грабитель направился к выходу.

— Постойте! — воскликнул Нарзанов жалобно. — Куда же вы? Оставьте хотя бы расписку. Как же я докажу, что меня ограбили?!

— Сиди здесь три часа, не шелохнись. Высунешь нос — конец твоей философии. Ясно? — «Васька Скок» приветливо помахал рукой — и хлопнул дверью.

Через полчаса «Викинг» был на аэродроме. Против ожидания, билет он достал без каких-либо ухищрений. «ТУ-104» уходил в неплановый рейс. Фрэнк полюбовался голубеньким, похожим на облигацию билетом и пошел в контору связи отправить телеграмму Грановскому и Каюмову.

Взвыли двигатели, серебристая стрела вонзилась в небеса.

Тем временем Нарзанов смирно сидел и размышлял, силясь проникнуть в существо наблюдавшегося им сверхъестественного явления:

— Четыре совершенно одинаковых и в то же время абсолютно различных и самостоятельных индивида! Невозможно. Хотя с точки зрения логики…

Быстро и споро, словно по проторенной дорожке, бежали в голове мысли, образовывая различные логические фигуры. Чистая логика утверждала: «Явление невероятное, но все же возможное. Ведь каждый из индивидов категорически утверждал, что — он именно он, а не кто-то другой». Философ успокоился, обратился к более житейским делам: стал подсчитывать приблизительную сумму ущерба, причиненного вторжением «Васька Скока», и вдруг Нарзанова словно ударили по затылку. Он ощутил боль (пальцы «Викинга» намяли ему холку), а вместе с болью пришла поразительная по новизне мысль: «С точки зрения теории все правильно. А как на практике? На практике… Может быть, это вовсе и не четыре субъекта, а всего один-единственный, и он всякий раз мне врал!»

Вениамин Леонидович долго вертел головой. Наконец в глазах его появилось нечто похожее на здравый смысл. Нарзанов подошел к двери, осторожно выглянул на улицу и пустился бежать в милицию.

Он, кажется, просыпался от двадцатипятилетнего сна.

Глава. XXXVIII. В ущелье дикого спокойствия

Петр Ильич задумчивый сидел в кресле, покусывая палец.

Была поздняя ночь, но полковник и не думал ложиться. Его мучила мысль о телеграмме Стенли, зачем он ее послал?

Заливисто раздался звонок. Ночной посетитель не снимал пальца с кнопки.

— Кто там еще среди ночи? — довольно невежливо окликнул полковник, подходя к двери.