Нокаут

— Да, я пьян, мамаша. Но пьян от счастья. Трамвай остановился, и кондуктор объявил:

— Конечная остановка. Массив Хиланзар.

— Какой массив? Какой Хиланзар? — удивился Джо. — Я был здесь в прошлом году. Здесь «Нью-Йорк» — лачужки разные…

— «Нью-Йорк» в Нью-Йорке остался, — невозмутимо отвечал кондуктор. — Теперь здесь массив жилой, строительство развернулось. Сто домов уже построено за год, и еще столько же строятся… Чего вы рот разеваете, граждане? В окошко лучше поглядите.

— А…а… где здесь… На-ахальный тупик? — взволнованно спросил Стенли.

— Срыли, должно быть.

Окончательно сбитые с толку Фрэнк и Джо вышли из трамвая и принялись разыскивать старожилов. Повсюду высились трех и четырехэтажные дома, аккуратно выкрашенные бежевой, розовой и голубой красками нежных тонов. В нижних этажах расположились ателье, магазины, на просторной площади — монументальное здание с портиком, смахивающее на Московский Большой театр.

По лицу Стенли пробегали тучи, Джо удивленно пожимал плечами и, наконец, стал ругать начальника отдела кадров завода:

— Что за человек!.. Ротозей. Рабочие получают квартиры, а он об этом ничего не знает. Бюрократ! Нахальный переулок подсовывает… Это что же получается, шеф? Выходит, скоро конец «месячнику по выселению» в гостинице? Печально.

Фрэнк угрюмо молчал. Битый час затем блуждал он с Джо, разыскивая Тохтаходжаева. Решили было возвращаться, как вдруг из сторожки, притулившейся к большому, буквой «Г», недостроенному дому, вышла молоденькая девушка в спецовке. В руке она держала ведро из-под известки.

— Кого-нибудь ищете, граждане? — спросила она Стенли и стилягу, улыбнувшись. — Не пойму: лимон вы, что ли, проглотили. Лица у вас — смех до чего кислые.

Джо перекинулся с шефом взглядом и нехотя объяснил:

— Ищем… Нахальный тупик, будь он неладен.

— Нахальный! — обрадовалась девушка. — Вы пришли точно по адресу. Только теперь здесь не тупик, а проспект Мира.

— А не знаете вы случайно некоего Тохтаходжаева Сироджа Ходжаевича? — Фрэнк бросил эту фразу, лишь бы что-нибудь сказать.

— Лекальщика?

— Лекальщика! — с энтузиазмом воскликнули Фрэнк и Джо.

— Еще как знаю! Сиродж Ходжаевич — мой сосед… бывший сосед. Жил он… — девушка швырнула камешком в огромный котлован для фундамента, который со скрежетом рыл экскаватор. — Здесь жил. А неделю назад получил новую квартиру в новом дома… И я с мамой скоро получу… Мы дом своими силами строим…

— Где живет ваш бывший сосед? — негромко, но внушительно произнес «Викинг», довольно бесцеремонно прерывая собеседницу.

— Сиродж Ходжаевич? Улица Весны, пятнадцать, а номер квартиры вам на месте подскажут. Это недалеко — пройдете два квартала, и налево.

На улицу Весны Фрэнк и Джо чуть ли не бежали.

— Ты что же, старик, — едва переводя дух, зондировал почву стиляга, — с места в карьер хочешь наброситься на лекальщика? Не нравится мне твоя затея.

Шеф успокоил ученика. Нет, он не будет набрасываться с места в карьер. Он только нащупает слабые струнки, завяжет знакомство, а потом исподволь возьмет чуточку за горло. Важно установить на какую приманку подопытный клюнет.

Квартиру Тохтаходжаева разыскали быстро. Лекальщик жил на третьем этаже. Пожав руки «журналистам», Сиродж Ходжаевич долго водил гостей по комнатам, познакомил с женой — худенькой, хрупкой брюнеткой, с застенчивой улыбкой, представил двух сыновей, второклассников, причем прибавил:

— Прошу не путать: не второгодники, а второклассники, — и со вкусом расхохотался.

Быстрый и стремительный, несмотря на свои сорок лет и намечающееся брюшко, Сиродж Ходжаевич метеором носился по квартире, круглое румяное лицо его улыбалось. Он явно был доволен новой просторной квартирой.

Тем временем супруга лекальщика накрыла на террасе стол, украсила его бутылочкой «Столичной», и вскоре беседа с корреспондентами приобрела неофициальный характер. Тохтаходжаев коротко рассказал о себе: родился в семье ремесленника, окончил семилетку, на завод пошел. Потом — фронт… Есть ли награды? Медаль за участие в войне и медаль за оборону Сталинграда. Орденов нет. Была возможность обзавестись орденом: два танка с приятелем подбил, но приятель погиб. Пробивался к своим. Пробился, а тут откуда ни возьмись — мина. — Трах — и в госпитале. Так и не успел доложить по начальству.

— Обидно небось? — осведомился «Викинг».

— Досадно немного. Обидно другое: в партию меня не приняли.

«Викинг» навострил уши.

— Подал я недавно заявление. В кандидаты. На заводе все прошло благополучно. Но в райкоме конфуз произошел. Стали мне вопросы по международному положению задавать — ни на один не ответил. И знал все, а не ответил. Волновался, что ли? Поднялся один член бюро и говорит: «Дадим товарищу еще немного времени, пусть подготовится получше…» Хоть и правильное предложение внес, но обидно и… не совсем справедливо. Я же не лектор, а рабочий. Дело привык делать. Речи у меня не получаются…

— Обидели. Такого человека обидели! — посочувствовал Фрэнк, с радостью сознавая, что, кажется, нащупал у «подопытного» слабинку.