Нокаут на шестой минуте

— Боюсь, он слишком влюблен в Джоанну, — засмеялся Конрад. Девушка Эммета нравилась Конраду, и он гордился выбором младшего брата.

— Это чудесная девушка, — продолжал Конрад. — Ты, кажется, знаком с ней?

Я кивнул.

— Она — именно то, что не хватает Эммету, чтобы взяться за ум, — задумчиво сказал он. — Может быть, тогда я перестал бы посылать его на эти идиотские заседания руководства лиги. Пусть помогает мне управлять клубом в Далласе.

Я поднял правую ногу, направил струю воды на подколенное сухожилие, причинявшее мне постоянную боль.

— И тебе бы пора снова подумать о женитьбе, — сказал Хантер, рассеянно проводя пальцем по извилистому шраму на внутренней стороне моего правого колена. — Она была католичкой, не так ли?

— Да, но это…

— У вас был церковный брак?

— Да, но было бы несправедливо винить ее одну. Знаешь, ведь у нас нелегкая жизнь, — сказал я и подумал: откуда ему знать?

— Это не оправдание. Если она была католической веры, то должна была понимать, что брачный обет вечен. Вся эта история очень неприятна. — Взгляд Конрада упал на белую морщинистую линию, проходящую от моей правой икры через лодыжку до ступни. — Как твой голеностоп?

— Лучше быть не может! — соврал я. — Поразительно, но я чувствую себя гораздо лучше, чем когда впервые вышел на футбольное поле.

— Рад, очень рад. — Его глаза внимательно, ничего не упуская, осмотрели мое обнаженное тело. — Не забудь серьезно подумать о моем предложении. Я ничего не обещаю, но для хорошего парня место в семье найдется.

Я опустил ногу в воду, подальше от его любопытного взгляда.

— Ладно. — Он отодвинулся от ванны и потянулся. — Пойду займусь гимнастикой. — Он хлопнул себя по животу обеими руками, повернулся и пересек раздевалку.

Я облегченно вздохнул. За все годы, которые я провел в Далласе, Хантер так и не понял, что я собой представляю.

Конрад Хантер приходил почти на каждую тренировку, пробегал несколько кругов, делал упражнения во время разминки, работал с тяжестями. Затем, стоя у бровки, окруженный помощниками тренера и сотрудниками клуба, он наблюдал за пасами, пробежками, ударами, обсуждая действия отдельных игроков и команды, указывая на ошибки, подбадривая или критикуя игроков и тренеров. Конрад Хантер и его брат Эммет владели 90 процентами акций клуба. Остальные десять процентов делили между собой Б. А. и Клинтон Фут.

Глубоко религиозный человек, Хантер каждый день ходил в церковь Святого Сердца, в двух кварталах от стадиона, и обсуждал с монсиньором Твиллем самые разные вопросы — от спасения души до покупки хорошего защитника. Твилль был приветливым грузным священником лет шестидесяти. Он ездил с командой на каждый матч, и Хантер часто обращался к нему с просьбой «сказать несколько слов для вдохновения игроков независимо от их религиозной принадлежности» перед особо важными играми.

В трудные для команды времена ходили слухи, что отцу Твиллю было нелегко объяснить Господу тонкости эшелонированной атаки.

Я взглянул через пенящуюся воду на ноги, которые только что разглядывал Хантер. Тонкие белые шрамы были едва заметны. Не считая длинного шрама на колене, напоминающего об операции после обширного разрыва связок, вокруг коленной чашечки виднелись три небольших надреза. Они были нужны для того, чтобы легче удалять кусочки суставных хрящей, время от времени отрывающихся под чашечкой. Бежишь на полной скорости и вдруг в коленный сустав попадает кусок хряща размером с монетку в двадцать пять центов — от боли и собственное имя забываешь. К счастью, это случалось во время матчей всего дважды, и мне удавалось выдавить их из сустава прежде, чем кто-то успевал заметить.

Шрам вокруг голеностопа был результатом сложного перелома со смещением кости, произошедшего из-за глупого столкновения со свободным защитником нью-йоркской команды и штангой ворот на стадионе «Янки». Ни защитник, ни штанга не пострадали.

Встав в ванне, я взял полотенце из стопки, лежащей рядом на скамейке. Ноги все еще болели. И то место в нижней части спины, куда врезалось колено линейного защитника, пульсировало острой болью. Придется снова принять кодеин.

Во вторник мы просматривали фильмы, снятые на матче в воскресенье. Сидеть в темном зале на холодном металлическом складном кресле и видеть, как твоя ошибка мелькает на шестифутовом экране вперед, назад, в замедленном темпе и останавливаясь в стоп-кадре, было мучением. Каждый неудачный шаг, падение, упущенный мяч тщательно рассматривались и анализировались. И монотонный голос Б. А. мог самых сильных мужиков превратить в трусов.

— А теперь вот что посмотрим. — Б. А. прокрутил ленту обратно, так что игроки пролетели в воздухе и встали на ноги, образовав нашу наступательную линию, приготовившуюся к схватке.

— Ричардсон, о чем ты думал в этот момент? — Тренер остановил фильм, едва игроки сделали шаг вперед. Томас Ричардсон занимал место получетвертного. Непокорный чернокожий в этом эпизоде заменил Энди Кроуфорда. — И чем ты, интересно, думал?

В темноте раздался нервный смех.

— Да, сэр, — сказал Ричардсон. — Я не был уверен, мне казалось…