Нокаут на шестой минуте

Лежавшие на крыше вычислительного центра клюги работали. Но ни одна из похищенных клюг не теряла связи с другими аппаратами, и хотя в силу изменений программы они не могли сообщить о своем местонахождении, однако каждая из них сразу же уловила изменение в основной программе и соответствующим образом перепрограммировалась. Таким образом, механическое воздействие на их корпусы немедленно стало смертельно опасным для похитителя.

Но здоровый рослый Митяй, дежуривший на крыше вычислительного центра, не знал всей этой хитрой механики. И когда над ним зависли толстобрюхие машины и на все голоса загундосили свое: «Человек! Стоять!» — вскинул обрез, который с гордостью носил под курткой.

Первая клюга, взорвавшись после получения заряда из мелко нарубленного провода, поразила своими осколками вторую, та — третью, и вскоре вся крыша здания превратилась в пылающий ад.

Дворец Правосудия, несмотря на ранний час, было полон. Эксперимент по применению электронного судейства продолжался. Из длинной вереницы молодых людей, ожидавших разбирательства, Андрон выдернул Краммера и потащил к лифту, не обращая внимания на возгласы и недоуменные взгляды сослуживцев. К нему поспешил возмущенный заместитель председателя Верховного Суда.

— Стыдитесь, инспектор! — с глубоким возмущением произнес он. — Мало того что вы оскорбили депутатов муниципалитета, набезобразничали в Музее истории…

— Минуточку, — прервал его Гурилин. — Вы сказали «набезобразничали»…

— Лично я квалифицировал бы ваше поведение как хулиганское.

— Значит, меня не разыскивают по обвинению в убийстве бедняги Шенбрунна?

— Насколько мне известно, электронная система квалифицировала это как несчастный случай, не связанный с производством…

Гурилин расхохотался.

— Значит, я все еще инспектор юстиции?

— Да, но только до восьми часов утра. Потом вы пойдете под суд. Видите, какая здесь очередь преступников?

— И я еще пользуюсь правами государственного обвинителя?

— Я повторю, до восьми…

— Прекрасно, — заявил Гурилин, — тогда я забираю этого молодого человека на доследование и собираюсь через двадцать минут передать его дело в суд. Допрашивать его я буду в своем кабинете. Можете вести контроль по внутренним камерам.

Они с Мариной втолкнули Краммера в лифт, провожаемые изумленными взглядами сотрудников.

— Безобразие! — возмутился Верховный Судья. — Разве можно появляться в храме юстиции в таком виде?..

Вид полуобнаженного инспектора, с окровавленной повязкой на голове, с телом, усеянным пластырем и нашлепками биостимуляторов, и в самом деле был ужасен.

Усадив Краммера в кресло, Гурилин сел напротив и несколько секунд изучал его хмурое лицо, растерянный бегающий взгляд. Затем он спросил:

— Скажите, Краммер, вы когда-нибудь задумывались над тем, отчего наше общество столь гуманно к преступникам? Почему вас перевоспитывают в курортных зонах, читают лекции, беседуют с вами, пытаются убедить в необходимости соблюдения правил человеческого общежития?..

Ничего не ответив, тот пожал плечами.

— Многие думают, что в этом воплощена слабость нашего общества, — продолжал инспектор. — А между тем здесь особенно убедительно проявляется его сила. Мы ценим человеческую личность как уникальное явление природы. Дорожа каждым человеком, мы пытаемся вернуть вас к нормальной жизни, сделать полноценными членами нашего общества. И поэтому крайняя мера наказания в судейской практике применяется очень редко. Лишь к самым подлым и отъявленным злодеям, которые уверены в своем праве попирать человеческие законы, убивать и калечить людей. Эта мера — Абсолютная изоляция. Мало кто знает, что это такое. Считается, чем меньше знают о негативных сторонах нашей жизни, тем лучше. Но это не так. Абсолютная изоляция личности — это не смертная казнь, не пожизненное заключение в одиночке. Это — когда общество, признавшись в своей неспособности излечить человека и опасаясь содержать его среди людей, лишает его дееспособности…

Инспектор ненадолго задумался и продолжал:

— Я всего лишь раз присутствовал при этой процедуре, и она на всю жизнь врезалась в мою память. Во время сна преступнику, подлому убийце, ввели лекарство. И перевезли в другое отделение. Там его раздели и положили в ванну с физиологическим раствором. Подключили питание, кислород и… ушли. А он остался. Он не спал. Он не будет спать еще сотню, другую, третью лет, не в силах пошевелить и пальцем и следя за всем происходящим полными слез глазами, пока потомки вновь не разбудят его и не призовут на суд. И уж они будут решать, достоин этот человек жизни среди людей или и дальше должен находиться в состоянии, подобном параличу…

— Для чего вы мне это рассказываете? — вскричал Краммер.