Однажды, когда паровоз стоял на запасных путях, мимо шел с кувшином бородатый крестьянин, приехавший продавать вино. Антонио разыскал свою кожаную флягу, спрыгнул с паровоза и крикнул:
— Ойга! На-ка, налей!
— Кувшин уже пуст, но ты, приятель, можешь пройти со мной вон туда, — сказал крестьянин, указывая на пышный эвкалипт, под которым отбивался от мух навьюченный корзинами осел. — У меня остался кувшин доброго вина.
Голос бородача показался Антонио знакомым, но где, когда видел этого человека, — никак не мог вспомнить. И в походке крестьянина тоже было что-то знакомое. Он шел впереди, лица не было видно.
Доставая кувшин, крестьянин то и дело поглядывал на Антонио.
— Неужто не узнал меня? — наконец тихо молвил он. — Отец, а ведь я твой Педро.
— Педро! — Старик рванулся к сыну.
Но тот быстро сказал:
— Делай вид, что мы не знакомы! Могут увидеть, подслушать.
— Где же ты пропадал эти годы, Педро? — понизив голос, спросил Антонио.
— Партизанил, отец. Был на севере, в Астурии, там стало жарко, пришлось перебраться в Гвадарраму. И вот недавно пришли сюда. Здесь каждая горка, каждый камень знаком. И о вас хотелось разузнать. Вы-то как живете? Здорова ли мать?
— Она по тебе все глаза выплакала, — сказал отец. — Голова стала как снег белая.
— Раз уж она свыклась с моей смертью, будь добр, не говори ей о нашей встрече. Может, придется во второй раз меня хоронить, это было бы совсем жестоко...
— Педро!
— Отец, исполни мою просьбу! Если меня схватят и для острастки повесят на площади, лучше ей будет не знать, что это ее сын. Такая наша жизнь партизанская...
Передавая отцу полную флягу, Педро продолжал:
— Сколько раз я ходил вокруг твоего паровоза, дожидаясь удобного момента. Да все стражники мешали... А пришел я по важному делу. Мы узнали, что в горы направляются крупные силы карателей. Грозятся нас уничтожить. Говорят, прибудут поездом из Мадрида. Ты ничего не слышал?
— Нет, — ответил отец. — Вчера меня вызвал начальник, велел приготовиться к секретному рейсу. А когда, куда — этого не сказал. Больше я ничего не знаю.
— Это не так уж мало, — заметил Педро. — Может, сегодня удастся узнать поподробнее?
— Хорошо, зайду и спрошу, когда мне выезжать.
— Только так, чтобы не вызвать у них подозрений! — сказал Педро. — Если карателей повезут через Черное ущелье, мы взорвем старый мост. Но ты не должен вести эшелон! Заболей, отпросись, останься дома! Пусть пошлют кого-нибудь из своих. Понимаешь?
— Понимаю, — невесело отозвался отец.
— Сегодня тебя навестит наш связной. Пароль — «Черное ущелье». Человек он надежный, можешь все ему передать. Только матери ни слова!
Поблизости показался станционный охранник. Разговор оборвался. Педро сел на осла и крикнул:
— Да сдвинешься ты, наконец, с места, проклятый, или будешь стоять до утра?
Осел затрусил по пыльной дороге к предгорью. Проводив сына взглядом, Антонио вернулся к своему паровозу. Вечером Антонио зашел к начальнику станции.
Вид у старого машиниста был унылый. Начальник пытливо поглядел на него и спросил:
— Ну, как дела, Антонио? Что ты словно в воду опущенный? Или дома неладно?
— Нет, ничего, сеньор, — покачав головой, ответил Антонио. — Вы говорили, на днях ожидается ответственный рейс?
— Да, завтра утром, в пять, — сказал начальник. — Отправишься за ценным грузом, а послезавтра в восемнадцать тридцать проследуешь в обратном направлении. Ступай отдыхай, набирайся сил. Но учти — рейс совершенно секретный. Никому ни слова! Выполнишь задание — тебе это зачтется.
— Я бы рад, сеньор, только я пришел к вам... — неуверенно начал Антонио, — отпроситься... Заболел я. Лихорадка, что ли...
— Заболел? — удивился начальник и приставил ему ко лбу ладонь. — Жара у тебя вроде нет. Ступай хорошенько выспись, а поутру чтобы был на месте! Видишь ли, — добавил он мягче, будто разговаривал не с подчиненным, а с приятелем, — раз уж я раскрыл тебе карты, ты и должен выполнять задание. И смотри не проспи!
Совсем удрученным вышел от начальника Антонио. Городок укрывали сумерки. В окнах загорался свет. На улице пахло пылью, оливковым маслом, молодым забродившим вином. В небе сверкали звезды — далекие, холодные как льдинки. Антонио открыл дверь своего дома, прошел на кухню. Перед остывающим очагом сидела Мария.
— Проголодался, наверное? — спросила она озабоченно и поднялась, чтобы накрыть на стол.
Антонио не ответил. Тяжело опустился на стул, беспокойно пригладил седые усы.
— Завтра у Педро день рождения, — со вздохом сказала Мария. — А где он сейчас? Может, давно в сырой земле лежит, и никто не укажет, где его могила...
Она подсела к столу и заплакала.
— Жена, что толку от слез? Глаза только портишь. Как знать, может, Педро жив-здоров. Всякое ведь бывает...
В дверь постучали. Антонио поднялся, пошел отворить. В тусклом свете очага разглядел на пороге незнакомого мужчину. Тот спросил Антонио Пенья.
— Мария, оставь нас на минутку. — сказал Антонио.
Жена подозрительно оглядела незнакомца и, утирая слезы, ушла в комнату.
— «Черное ущелье!» — пришедший назвал пароль.
— Поезд прибывает послезавтра в восемнадцать тридцать.
— Большое спасибо!