Ноктюрн

— Мамита, не надо здесь сидеть, пойдем домой, — решительно сказал мальчик. Он помог матери подняться, крепко взял ее за руку, и они медленно направились к своей лачуге.

Весь день мать не проронила ни слова. Максильо разжег огонь в очаге, положил на угли решетку и насыпал на нее желуди. Когда желуди поджарились, он остудил их, перебрасывая с руки на руку, очистил от скорлупы и молча положил перед матерью. Но мать отказалась, и он нехотя, через силу съел несколько желудей.

Очаг остывал. Последние угли мерцали в золе, словно глаза дикой кошки. Максильо встал:

— Мамита, я отведу козу попастись.

Все так же молча мать кивнула головой.

Максильо ушел с козой в горы. Животное спокойно щипало жесткие листья кустарника, а Максильо, стиснув голову руками, сидел на камне.

За глубокой ложбиной простирались неоглядные виноградники и оливковые сады. Они принадлежали сеньору Дриго, городскому голове. Вдали мелькали пестрые фигуры сборщиков винограда, а в тени олив, отмахиваясь от мух, стояли навьюченные тяжелыми корзинами винограда ослы.

«Поблизости никого нет, спущусь в виноградник, наберу улиток на ужин», — подумал Максильо.

Он спустился по расщелине между скал в виноградник, долго искал, но не нашел ни одной улитки.

«Поздно, — решил мальчик. — Их спугнуло горячее солнце. Но ничего — по краю оврага наберу желудей. Может быть, вернулся домой отец. Тогда мы поджарим их и поедим, пока отец будет рассказывать о происшествии на руднике».

И мальчуган с ловкостью белки вскарабкался на высокий дуб. На солнечной стороне желуди были спелые, крупные, буро-коричневые, как орехи. Максильо набрал полные карманы и хотел было спускаться.

Но в этот момент раздался оглушительный выстрел, и мальчик ощутил острую боль в ноге. Руки его разжались, и он камнем упал на землю. Очнувшись, увидел над собой сына сеньора Дриго — Педро с дымящимся ружьем в руках.

— Бродяга, мало того, что ты виноград воровал! Ты еще залез на дерево моего отца за желудями! — орал Педро, потрясая ружьем. Максильо поднялся и, превозмогая боль, поплелся в горы за козой.

— Кто бы мог подумать, что из этого маленького водоноса получится такой крепкий парень! — не перестаал удивляться старый друг отца Максильо — рудокоп Пако Алканиз. — Когда еще был жив отец, мальчишка прыгал по улицам, как козленок со своим кувшином. А теперь, гляди, работает, как бывалый шахтер, и не угнаться за ним.

— Да, Максильо молодец, — поддакивали шахтеры. — И ведь какая умница — газету читает, будто учитель. Не будь у нас Максильо, жили бы в темноте и не знали, что делается в мире.

— В мире-то в мире. А почему никто не видит того, что происходит здесь, у нас под носом? — нагружая руду, сердито проворчал как-то откатчик вагонеток. — Говорят, в доме Дриго творятся странные вещи. Педро даже не видно в виноградниках. Слышно, разъезжает по окрестным городам, вербует молодчиков...

Шахтеры молча переглянулись.

Вечером, по окончании работы, Алканиз отделился от попутчиков и взял под руку Максильо.

— Пойдем-ка, сынок, я тебя провожу.

— Нет, Пако, уж лучше я с тобой пройдусь. У меня ноги помоложе.

— Нужно поговорить, — шепнул Пако.

— Тогда пойдем к нам домой, заодно мать навестишь, а то она совсем зачахла после смерти отца.

— Я тоже часто вспоминаю твоего отца, Максильо. Нехорошие мысли лезут в голову. Шесть лет прошло, а причина взрыва и обвала в шахте так и осталась нераскрытой. Тогда еще кое-кто поговаривал, что незадолго до взрыва в шахте видели Педро. Всякое болтают, а поди докажи, если суд и городской голова кормятся свининой и вином сеньора Дриго. Ты был еще мал тогда, сынок, многого не понимал. Как раз в те дни пала диктатура Примо де Ривера. Его приверженцы озлобились против рабочих, как охотничьи псы сеньора Дриго. А твой отец был душой нашей шахты...

Максильо содрогнулся. Как всегда в минуты волнения, тяжко заныла нога, в которую когда-то угодил заряд дроби.

— Так ты утверждаешь, что это дело рук Педро? — спросил он Пако Алканиза.

— Я ничего не утверждаю. Утверждать можно в том случае, если сумеешь доказать. Но я уверен, что правда найдет себе дорогу.

Они вошли в лачугу Максильо и уселись возле очага. Мать принесла кусок пшеничного хлеба, соленые маслины и кожаную бутылку кислого вина. Оба молча ели, глядя на угли.

— Максильо! — первым нарушил молчание Пако. — Откатчик сегодня сказал, что в доме проклятого Дриго что-то затевается. Педро вербует сторонников. Разъезжает по окрестным городам, сколачивает вооруженные банды.

— Педро? — удивился Максильо.

— Да. Или ты считаешь, что отпрыск сеньора Дриго друг республики? После того как мы провалили его на выборах, от него всего можно ожидать. Вот об этом, — Максильо, я и хотел с тобой поговорить...

Они долго сидели в тот вечер возле погасшего очага, а уходя, Алканиз сказал:

— Если тебе удастся что-нибудь выяснить насчет Педро, сразу же сообщи мне.

Максильо вышел проводить Пако и, оставшись один, присел на старую каменную скамью перед дверью. Здесь когда-то они любили сидеть с отцом, глядя на заходящее солнце.