– Меня? Не касает? Я, я знаю, что такое любов… Когда я был молодой, меня тоже коснулся любов. Да… Это был отец баронессы. И я оставался с такою же девочкой… Один оставался… Я плакал день и ночь, потому что был дурак. Да… Я плакал о барон, отец баронессы… я ел корка черный хлеб.
– Отчего же вам барон не помог?
– Барон?.. Пфуй! У барон был одни панталон и семьдесят незаконных дитю… Барон был веселый характер, а я плакал. Нужно было взять другой барон, старый барон, а я плакал. Тогда я был дурак, а теперь вы дурак… Меня это очень касает, да. Девочка жил, вы жил, а теперь и вы и девочка будет плакал корка черный хлеб.
– У вас не буду просить, Каролина Карловна, а там что Бог даст.
– И не дам… У меня не богадельня. А баронессе я дам на кулаки.
– Она-то при чем тут?
– О, я понимайт все!.. Я баронессе дам на морда! Вы жил, девочка жил, а теперь стал нищий, – вот что баронесса.
– Нет, уж вы ее оставьте: она тут ни при чем. Я сама давно хотела взять девочку.
– О, я понимайт!.. Я был дурак, а вы есть дурак!
Сначала Татьяна Ивановна рассердилась на старуху, а потом принялась ее внимательно рассматривать, точно видела в первый раз. Например, раньше она совсем не замечала, что у Каролины Карловны какие-то ржавые глаза. Раньше, вероятно, они были серыми, а теперь заржавели. Затем, ведь старуха, если разобрать, совсем не злая, даже по-своему добрая, только решительно потеряла всякий вкус к добру и злу. Эта философия безразличия выработалась долгим житейским опытом с разного рода баронами, и Каролина Карловна была столько же виновата, как старинная тяжелая монета, потерявшая от времени всякий чекан. Татьяна Ивановна посмотрела на старуху даже с сожалением: ведь она, Татьяна Ивановна, была так сейчас счастлива. Время от времени она наблюдала Наташу. Девочка сначала косилась на старуху, а потом равнодушно занялась опять своими бутербродами.
– Вот что, Каролина Карловна, – заговорила Татьяна Ивановна, набирая воздуху (ей было тяжело говорить). – Жили мы с вами, не ссорились и расстанемтесь по-хорошему, друзьями. Жить я у вас больше не могу, и вы знаете почему. Имея девочку на руках, я не могу вести прежний образ жизни. Надоело и… нехорошо. Я еще молода, могу работать… Одним словом, как-нибудь устроюсь.
– Знаю, знаю… Теперь один девочка, а устроишь себе другой, как баронесса. Знаю… Теперь ты жил комната, будешь жил на улица.
– Это уж как Бог даст. Нужно нам сосчитаться. По моим расчетам я вам ничего не должна.
– Будем посмотреть.
Каролина Карловна удалилась и долго что-то вспоминала и писала у себя в спальне. Результатом этой удивительной математики оказалось то, что Татьяна Ивановна была должна за три месяца за квартиру, за два платья, за прошлогоднюю шляпу, за извозчиков и т. д. Получалась солидная сумма рублей в четыреста. Эта сумма ошеломила девушку. Произошла горячая сцена поверки счетов. По небрежности Татьяна Ивановна ничего не записывала, и все расходы прикидывала только приблизительно в уме.
– Вы на меня насчитали, Каролина Карловна.
– Я? Я все записывал.
– Что же я буду делать? Денег у меня сейчас нет. Могу вам оставить в обеспечение только свои тряпки и золотые безделушки. Берите, если у вас рука поднимется. Вы не от меня отнимаете последний кусок хлеба, а вот у этого несчастного ребенка… Впрочем, что тут говорить: как все пришло, так и ушло.
Каролина Карловна по части расчетов была неумолима и торжествовала вперед. Но с Татьяной Ивановной вдруг произошла перемена. Девушка гордо выпрямилась и проговорила совершению спокойно:
– Берите все, Каролина Карловна, мне ничего не нужно. Да, ничего… Даже это будет лучше.
– Как лучше?
– А так… Одним словом, мы не поймем друг друга.
Она даже улыбнулась и с каким-то сожалением посмотрела на жадную старуху, на ее ржавые глаза, на крючковатый нос.
Татьяна Ивановна очутилась в том безвыходном положении, в какое может попасть только одинокая женщина, не имеющая никакой посторонней поддержки. У нее был расчет на то, что первое время она просуществует, закладывая ненужные для нее вещи, а теперь все это оставалось в руках Каролины Карловны. Это было тяжелое и горькое испытание. Куда идти? С кем посоветоваться? Конечно, к «баронессе», которая должна была все знать.
«Баронесса» жила в глубинах Песков, в деревянном флигельке, стоявшем на дворе. Крошечная квартирка в три комнаты выходила окнами в стену соседнего каменного дома. Татьяна Ивановна отправилась к ней пешком, чтобы не тратит денег на извозчика, и взяла с собой Наташу. Она ужасно устала. К счастью, «баронесса» была дома и встретила гостью с распростертыми объятиями.
– Ну, слава Богу! – повторяла она, обнимая Наташу, – Поздравляю, Татьяна Ивановна. Теперь нужно устраиваться по-новому.
– Да, нужно. Для начала мутерхен выгнала меня на улицу. Вот все, что есть на себе.