Читаем Ноктюрны (сборник) полностью

– Вот и ты, Наташка, стала городского барышней, – иронически заметила Агафья, когда туалет быль закончен. – Только шляпку тебе нацепить да хвост.

– Агафья, вы сходили бы лучше за мужем, чем болтать пустяки. А я присмотрю за ребенком.

– И то схожу… – ворчливо согласилась Агафья. – Очень уж вы скоро наклались, барышня-сударышня, девчонку-то увозить. Тоже и на вас суд найдем…

– Хорошо, хорошо. Скажите по пути старосте, чтобы зашел сюда, мне некогда ждать.

Агафья вышла из избы, продолжая ворчать.

– Что, и тебе на орехи досталось? – встретил ее на улице ямщик Иван. – Нет, брат, теперь шабаш, совсем другая музыка… Слышала, как она даве про урядника ответила? И предоставит в лучшем виде… Нет, брат Агафья, теперь ее больше в оглоблю не заведешь. Шабаш!

Оставшись в избе одна, Татьяна Ивановна хотела разговориться с дочерью, которая все еще продолжала ее дичиться и больше всего была занята своим новым костюмом.

– Поедешь со мной на станцию? – спрашивала девушка. – Поедешь, крошка?

– Н-не-е… – плаксиво ответила Наташа, вытирая нос рукой.

– А там у меня игрушки оставлены… Много игрушек.

– Гостинец?

– И гостинцы… Приедем туда и все заберем.

– А мамка?

– Мамка здесь останется… На лошадках поедем, деточка.

Девочка в первый раз улыбнулась, глядя недоверчиво на нарядную городскую маму. После некоторого раздумья она отрицательно покачала головой:

– Нет, не поеду на лошадках без мамки.

– Да ведь мы вернемся опять сюда, глупенькая! А вот посмотри: часы… Вот браслет. Я тебе подарю часы, если поедешь.

Девочка не понимала половины городских слов и продолжала взглядывать недоверчиво, как только что пойманный зверек. Татьяна Ивановна пробовала ее приласкать, точно своими объятиями и поцелуями хотела перелить в нее переполнявшие ее чувства, но маленькая зверушка не поддавалась и повторяла одно: мамка. Эта сцена наконец измучила Татьяну Ивановну. Что она будет делать с этою упрямицей? В конце концов было просто обидно…

Девушка присела к столу в тяжелом раздумье. Наташа около лавки пробралась к печке и из своей засады наблюдала ее. Еще немножко, и Татьяна Ивановна, вероятно, расплакалась бы бессильными женскими слезами, но в этот момент в сенях послышался тяжелый топот, говор, и дверь избы распахнулась. Первым вошел пожилой мужик с жиденькою бородкой и медною бляхой, – староста, как догадалась Татьяна Ивановна. Из-за него выдвинулся другой, помоложе, приземистый и косолапый, с помятым от перепоя лицом. Он швырнул свою рваную шапку на печь и вызывающе оглядел гостью с ног до головы. Шествие замыкали Агафья и ямщик Иван.

– Здравствуй, – проговорил хозяин, протягивая свою лапу.

– Здравствуйте, – спокойно ответила гостья, не подавая руки. – Я приехала за своею девочкой.

– Так-с, оно конечно… Только свои-то дети у родителев живут, а не по чужим людям, – грубо ответил мужик. – Больно прытко ты разлетелась…

– Я с тобою не желаю разговаривать, а вот со старостой. Да… вот номер билета, по которому выдан был ребенок из воспитательного дома Агафье: 3507. Наконец Агафья меня знает. Я ей шесть лет платила за содержание ребенка…

– Агафья, ты получала? – обратился староста к хозяйке.

– Что получать-то… – вмешался хозяин, делая азартный жест.

– Помалкивай, Андрей, – остановил его староста. – Бабье дело… Пусть они промежду себя разберутся. Ну, Агафья, получала с барыни жалованье?

– Случалось… – нерешительно ответила Агафья, глядя на мужа. – Только какое это жалованье?.. Двугривенными поманивали, и только всего.

– Это уж ты врешь, Агафья, – неожиданно вступился ямщик Иван. – Поди-ка, вся деревня знает… Понапрасну запираешься. Говори лучше прямо.

Хозяин с азартом накинулся на непрошенного заступника, так что староста едва их рознял. В избе поднялся ужасный гвалт. Наташа опять заплакала и юркнула на печь.

– Что тут с ними разговаривать-то! – кричал Иван. – Получайте деньги, пока барыня дает. Четвертной билет жертвует, а после еще пристегнет малую толику… Ну, староста, благословясь, вдарь по рукам. Лучше так-то будет.

Староста замялся, почесывая затылок. Его нерешительность разрешилась только пятирублевою ассигнацией. Он сразу приосанился и заговорил другим тоном.

– Ну, Агафья, примай деньги… Что тут попусту балакать. Да собирайте девчонку… С Богом!

Муж Агафьи нехотя взял двадцатипятирублевую ассигнацию и презрительно зажал ее в кулак.

– Я совсем не желаю обижать вас, – заговорила Татьяна Ивановна, точно оправдываясь. – У меня сейчас больше нет денег, а после я с удовольствием заплачу еще.

Агафья разразилась отчаянным воем и спряталась за печкой. Теперь уж мужики окончательно не знали, что им делать. Разве с бабой сговоришь?.. Наташа переползла с печи на полати и с любопытством наблюдала все происходившее.

– Эй, девонька, оболакайся! – обратился к ней Иван, окончательно вошедший в роль посредника. – Дальние проводы – лишние слезы… А я на станцию вот как подмахну! Главная причина – барыня добреющая.

Татьяне Ивановне вдруг сделалось совестно за происходившую сцену. Она отправилась за печку, обняла Агафью и начала ее утешать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза