Конечно же, эти, как их назвал Куиссер,
Зрители, входившие в палатку и занимавшие свои места на скамейках, обычно понятия не имели, что им предстоит увидеть. По словам Куиссера, не было никаких афиш или плакатов – ни перед входом, ни внутри. В массе своей, за одним важным исключением, все эти шоу, или спектакли, предлагали примерно одинаковый набор всякой чепухи. Зрители рассаживались на деревянных скамьях – зачастую расшатанных или так неровно установленных на земляном полу, что на них и усидеть было тяжело, – и представление начиналось.
Сценки разнились от представления к представлению, и все их помнить Куиссер, конечно, не мог. Он припоминал нечто, что назвал «Пауко-человеком»: эта миниатюра сводилась к тому, что одетый в дурацкий костюм актер торопливо перебегал из одного угла сцены в другой, а потом ускользал в щель в глубине палатки. Актер этот, добавил Куиссер, был работником заправки – обслуживал бензоколонку, мыл окна и выполнял другую подсобную работу. В иных сценках, вроде «Гипнотизера», униформа работника, засаленный синий или серый комбинезон, предательски выбивалась из-под сценического наряда. Куиссер и сам не знал, почему дал этой сценке такое название: в ней не было ни малейшего намека на гипноз, да и афиш или плакатов с упоминанием гипнотических штучек не имелось и в помине. Просто актер, одетый в длинное свободное пальто, вдруг принимался хаотично жестикулировать руками перед публикой – это выглядело тем более странно, что лицо его закрывала примитивная пластиковая маска, кое-как копирующая черты человеческого лица, с глазницами, заделанными кругляшами со спиралевидным узором. А затем он, спотыкаясь, просто удалялся со сцены.
Куиссер вспоминал еще многое из увиденного: «Марионетка», «Червь», «Горбун», «Доктор Ловкач». За одним важным исключением, все происходило одинаково: люди заходили внутрь палатки, занимали шаткие скамейки и вскоре встречали актера, который на пару минут поднимался на подмостки, освещенные двумя обычными торшерами. Единственным отклонением от скучной рутины была миниатюра, которую Куиссер прозвал «Конферансье».
В то время как все прочие номера начинались и заканчивались после того, как Куиссер с родителями уже устраивались на своих местах в палатке, номер Конферансье они заставали всегда