Ноктуарий. Театр гротеска

Понятия не имею, сколько его не было. Мое внимание было полностью поглощено другими лицами в клубе и тем глубоким волнением, что они не могли скрыть, волнением не обычной, экзистенциальной природы, а вызванным странной тревогой сверхъестественного свойства. Что нас ждет? – казалось, спрашивали эти люди. Несомненно, их голоса говорили бы прямо о своих странных тревогах, но теперь выражались исключительно причудливыми двусмысленностями и каламбурами, страшась пасть жертвами такой же сверхъестественной болезни, которая натворила столько бед в разуме искусствоведа Стюарта Куиссера. Кто станет следующим? Что может человек сегодня сказать или даже подумать, не боясь последствий, не страшась реакции со стороны неких тесно связанных групп и отдельных людей? Я почти слышал, как они спрашивают в унисон: почему здесь, почему – сейчас? Они все никак не могут понять, что никаких особенных правил нет. Они никак не могут понять, несмотря на то что все они люди творческие, не лишенные воображения, что имел место случайный, бесцельный террор, который обрушился на конкретное место и в конкретном времени без особой причины. С другой стороны, им всем невдомек, что они сами могли приложить к этому руку, призвав сюда ненароком могущественное зло – уже одним тем, что им этого хотелось. Они могли желать снова и снова, чтобы сверхъестественное зло пало на них, но довольно долго ничего не происходило. А потому они прекратили желать, их старые стремления забылись, но одновременно набирали силу, очищались, превращались в мощную формулу (кто бы думал!), пока однажды не началась ужасная пора. Ведь если бы они сказали правду, эта артистическая толпа еще бы поведала о том чувстве значимости (пусть и негативного толка), не говоря уж о глубоком трепете (пусть и чрезвычайно мучительном), которые эта пора сверхъестественного зла принесла в их жизни. Да и потом – что значит жить, как не притягивать к себе бедствия и страдания каждый миг? За каждое развлечение, каждое острое ощущение – а это наша врожденная потребность даже пред лицом Апокалипсиса – жизнь бросает нам вызов, который приходится принимать. Рискуют все – даже мастера магии и искушенные в вопросах эзотерики, ибо они – самые заблудшие из нас, их слишком сильно искушали удовольствия зловещей и противоестественной природы, они, как и положено художникам и ученым, неловко влезали в саму хаотическую суть бытия.

Минуты шли, а я все вглядывался в лица посетителей Алого Кабаре, поглощенный своими мыслями, как вдруг в затуманенном поле моего зрения возникла тень. Я ожидал, что это окажется вернувшийся из уборной Куиссер, составивший мне компанию этим вечером, но то была официантка – излишне преданная алой старухе, как считал Куиссер.

Она спросила, не принести ли мне еще одну чашку мятного чая, дословно, так и сказала: еще одну чашку мятного чая. Стараясь не обращать внимания на ее подозрительно саркастичный тон, чтобы лишний раз не раздражать свой и без того больной желудок, я ответил, что как раз собираюсь уходить. И добавил, что, возможно, мой друг захочет выпить еще один бокал вина, и кивнул на другой край стола, куда Куиссер, уходя в уборную, поставил свой пустой бокал. Вот только никакого пустого бокала там не было. На столе стояла только моя пустая чашка. Я тут же набросился на официантку, считая, что это она незаметно забрала бокал, пока я так увлекся рассматриванием лиц вокруг, что ничего не замечал. Но она все отрицала, уверяя, что никакого вина за мой столик не приносила, более того, что я был тут один с того самого момента, как вошел в клуб и занял этот стол по диагонали от сцены. Осмотрев каждый закуток уборной, я вернулся в зал и стал искать среди посетителей кого-нибудь, кто видел, как я разговаривал с арт-критиком Куиссером, а может, и слышал его историю про ярмарки. Но все они ответили, что никого подобного не видели.

Да и сам Куиссер, стоило мне на следующий день найти его в невзрачной арт-галерее, подтвердил, что мы вчера с ним не виделись. Он сказал, что провел весь вечер дома в одиночестве, страдая от какого-то недомогания – какой-то заразы, как он выразился, – которая сейчас уже прошла. Когда я сказал, что он врет, он, прямо посреди выставочного зала, подступил ко мне вплотную и страшным шепотом сказал: поосторожней со словами. И добавил, что я вечно треплю языком, посоветовав на будущее следить, кому и что я говорю.