Ноктуарий. Театр гротеска

– Неужто ты думаешь, – спросил он, – что тогда, на вечеринке, тебе стоило открывать рот и называть сам-знаешь-кого сумасшедшей бездарностью? Есть люди с очень большими связями, тебе ли не знать об этом, это же ты у нас любишь пугать всякими такими штуками в своих рассказах. Не то чтобы я не согласен с тем, что ты сказал, но вслух я бы это не озвучивал. Ты ее оскорбил, а в наши дни так поступать опасно, если ты понимаешь, о чем я. Конечно же, я понимал, вот только мне было непонятно, почему он мне это говорит, ведь это я должен говорить об этом ему. Мало того что меня до сих пор мучает живот, так я еще должен отвечать за его галлюцинации?

Но даже это объяснение оказалось несостоятельным, как показали новые обстоятельства. Рассказы о том вечере множились, среди моих знакомых и коллег распространялись самые разные версии о том, кто же конкретно нанес то унизительное оскорбление, и даже о том, кому его нанесли. Когда я пошел на поклон к алой старухе и принес свои искренние извинения, то услышал в ответ:

– Зачем ты мне все это говоришь? Я тебя едва знаю. У меня и без тебя проблем хватает. Эта сучка-официантка поснимала все мои картины и повесила вместо них свои собственные.

Кажется, у каждого из нас бывают проблемы, источники которых трудно отследить – слишком уж они запутаны, как траектории капель дождя в бурю, сливающихся в густое облако заблуждений и прозрений. Вне всяких сомнений, к этому причастны некие могущественные силы и задействованы связи – безликие и безымянные; нам остается лишь догадываться, что же такого мы, кучка сумасшедших бездарностей, сделали, чем оскорбили их. Нас накрыл сезон ужасной магии, от которого нет избавления. Все чаще и чаще возвращаюсь я к воспоминаниям о бензозаправочных ярмарках – все чаще ищу я ответ в сумеречной деревенской глуши, где миниатюрные карусели и колеса обозрения лежат, сломанные и застывшие, дополняя безрадостный и без того пейзаж.

Но никто не станет слушать даже самые искренние мои извинения, тем более Конферансье, который может поджидать меня теперь за любой дверью, даже за той, что ведет в уборную Алого Кабаре. Любая комната, в которую я вхожу, может вдруг обернуться нутром ярмарочного шатра, где я должен занять свое место на ненадежной старой лавке. Вот и сейчас Конферансье стоит у меня перед глазами – его рыжеволосая голова то и дело едва заметно склонятся набок, ведя бесконечную игру отвратительного страха. Мне остается только сидеть и ждать, зная, что однажды он все-таки обернется и посмотрит на меня, спустится со сцены и утащит в бездну, которой я всегда страшился. Быть может, тогда я узнаю, чем заслужил – чем мы все заслужили – такую судьбу.

Дом с верандой

В начале прошлого сентября я обнаружил среди экспонатов в местной художественной галерее кассету с аудиозаписью некоего спектакля. Как я узнал позже, их была целая серия – таких монологов-фантазий неизвестного артиста. Ниже я привожу краткий и довольно-таки показательный отрывок из вступительной части.

Несколько секунд на пленке слышно лишь фоновое потрескивание, а потом вступает голос:

Это было не просто нашествие паразитов, а нечто гораздо большее, хотя и это тоже – сомнительное удовольствие. В гостиной, там, где лунный свет пробивается сквозь жалюзи и падает на ковер, видны несколько их тел. Двигалось только одно из них, да и то очень медленно, но, возможно, выжило еще несколько. Кроме того стула, на котором я сидел, в комнате почти не было мебели, как и во всем бунгало, если уж на то пошло. Зато со всех сторон меня окружали светильники – настольные лампы, напольные торшеры, два крошечных светильника на каминной полке.

Затем после короткой паузы, если мне не изменяет память, монолог продолжается.