Ноль эмоций

— Ролевики, — назидательно поправил нас сзади чей-то голос, и мы, одновременно обернувшись, увидели того самого парня, который помог нам забраться в тамбур. — Ну или реконструкторы.

Мне это ровным счетом ни о чем не говорило, а Костя понимающе кивнул парню:

— На ХИшку едете?

— Не, на регионалку. ХИ в этом году под Ёбургом.

— А по какому миру игра?

— По «Светлячку».

Костя многозначительно покивал, я же не поняла решительно ничего из того, что они болтали, хотя слова почти все были знакомые.

Мы сидели в толпе веселых и необычно одетых парней и девчонок. Проводница несколько раз прошла мимо нас, не заметив среди этих странных туристов двух «зайцев». Меня затолкали к самому окошку, где я скучающе таращилась в темноту за грязным стеклом. Константин умудрился найти в этой толпе общих знакомых и выяснил, что кое-кто из его ну очень старых товарищей по таким же студенческим игрищам уже давно на полигоне (слово «полигон» навеяло на меня ассоциации с армией, но никто из этих лохматых ребят не походил на военного, хотя в камуфляж были одеты многие). Я привалилась к стенке купе и задремала в полумраке вечернего поезда под гул голосов и звон гитары где-то в конце вагона. Костя тихонько потряс меня за плечо через какое-то время и всучил мне бутерброд и кружку с чаем.

Я протерла сонные глаза и огляделась. Напротив меня сидели две совсем молоденькие девицы и пожирали Костю глазами. Он, не замечая их хищных взглядов, воспользовался тем, что нижняя полка в данный момент была свободна, и бесцеремонно разлегся, положив голову мне на колени. Я оторопело оглядела его с ног до головы, разведя руки с бутербродом и кружкой, и продолжила жевать, стараясь не крошить хлеб ему на лицо. Для этого мне приходилось отворачиваться и отклоняться. Он закрыл глаза и принялся ерзать, устраиваясь поудобнее, не замечая ни моего немого возмущения, ни разочарования, отразившегося на лице девушек, которые, думая, что я не вижу, переглядывались и гримасничали. Мужчина изогнулся, сунул руку себе под спину и вынул из-под поясницы мешающий ему лежать пистолет, чтобы спрятать его за пазухой. Девицы, заметив это, округлили глаза в полном восторге и стали пихать друг друга локтями. Мне захотелось щелкнуть этого супермена по лбу, чтобы не выпендривался, но я, доев бутерброд, поставила кружку на стол и теперь сидела, не зная, куда девать руки. Выбора не было, и одну пришлось положить ему на грудь, а вторую — на здоровенную шишку у него на лбу. Рука была холодная, и Костик раскатисто мурлыкнул от удовольствия, как здоровенный кот. Девчонки, заметив это, снова стали злобно на меня коситься.

Я доела хлеб, поставила на столик пустую кружку, не зная, что с ней делать дальше, кому возвращать, нагнулась к самому лицу Константина и шепотом спросила:

— Может, расскажешь?

Он открыл глаза:

— О чем? Об этих ребятах?

— Нет, о тех, что тебе на лбу шишку поставили, — я легонько постучала подушечкой пальца по шишке над правым глазом.

Он зашипел сквозь зубы, поймал мою руку и снова прижал ее к своему лбу.

— А, эти… Я их не знаю, чего рассказывать? Обыкновенные местные гопники.

— А зачем дрался?

— Да как-то так само вышло.

— Как само? Ты же отошел на минуточку!

— Ну ты что, гопников не знаешь? Им от «дядя, дай закурить» до начала мордобоя хватает гораздо меньше «минуточки».

Я помотала головой, он принял это за укор и перешел от оправданий к наступлению:

— А ты могла бы и раньше появиться, между прочим!

— А ты мог бы предупредить, что собираешься ввязаться в драку!

— Я не собирался драться! И вообще, зачем ты размахиваешь пистолетом, если не умеешь им пользоваться?

— Надо было, наверное, еще немножко постоять и полюбоваться, как ты красиво машешь кулачищами, пока парень с ножичком кромсает тебя на тонкие ремешки. В общем, это… на здоровье!

— Спасибо! — возмущенно буркнул он и закрыл глаза.

Я как могла устроилась поудобнее и тоже задремала, предоставив девчонкам возможность разглядывать нас сколько душе угодно.

Проснулась я от начавшегося в вагоне массового шевеления. Народ вокруг нас возился, собирался, стаскивал с полок свои огромные рюкзаки, явно готовясь к выходу. Кружка исчезла.

За окном была глубокая ночь. В вагоне тоже было довольно темно, слабые «дежурные» лампочки едва освещали проход. Разговаривали приглушенными голосами.

Нога моя, придавленная головой Константина, затекла и слегка ныла, а сам он развалился на всю лавку, покачиваясь, как желе, в такт движению поезда и свесив руку почти до самого грязного пола. Я расправила плечи и потянулась, упершись ладонями в верхнюю полку. Мой спутник не просыпался, несмотря на то, что кто-то дважды чуть не споткнулся о его руку и один раз чуть не уронили ему на живот рюкзак, и мне пришлось пошлепать его по макушке.

Он резко сел и пару секунд ошеломленно озирался, приходя в себя, потом шепотом сказал, всматриваясь в темноту за окном:

— Что, уже приехали?

Я понятия не имела, куда и когда мы должны были приехать. За окном ничего не было видно.