Ноль эмоций

Но он запел. Это было так неожиданно — услышать от него «Баю-баюшки-баю!» посреди ночного леса, бесконечно усталым и очень тихим голосом, в ритме его собственного дыхания, и поэтому с паузами в тех местах, где ему вздумалось делать вдох.

«Не ложися… на краю.

Придет сере… нький волчок…

И… ухватит… за бочок…»

Его голос с сонной хрипотцой завораживал, бархатно обволакивал и странным образом успокаивал. Он пел, не кривляясь и не ерничая, и от этого на моем лице сама собой возникла улыбка, которую мне не от кого было прятать и которую никто, кроме меня, не заметил. А на шее и скулах от уха до подбородка появилось приятное щекотание, как будто кто-то водит туда-сюда невидимым перышком. Я замерла, боясь спугнуть это волшебное ощущение и удивляясь тому, что я вообще что-то чувствую.

«Баю-баю… шки-баю», — мужчина пел все медленнее, голос его, набравший еще больше переливчатых бархатных модуляций, звучал все тише, и я гадала, закончит он куплет или заснет на середине.

«Баю Жене… чку мо… ю,

Малень… кую… дето… чку,

Сладку… ю кон… фето… чку» — допел он и задышал ровно и глубоко, забыв закрыть рот и переходя на храп.

А я, закрыв глаза, снова и снова прокручивала в голове всю песенку, со всеми паузами-вдохами, тоже входя в этот сонный ритм и воспринимая неожиданную мягкость интонаций этого малоразговорчивого сурового человека, не сильно обремененного моральными принципами, почти как физическую ласку. Так и заснула.

Нас разбудил утренний туман, наполненный горьковатым озоном, запахом сосен и близкой реки. Солнце только поднималось, еще невидимое из-за деревьев, но уже подсветившее нежно-розовым длинные плоские облака.

Отсыревшие, то и дело передергивая плечами от бодрящей утренней свежести, мы поднялись, больше похожие на зомби, чем на людей, сбегали в кусты и к речке на утренние процедуры, наполнили бутылку прозрачной речной водой и снова продолжили путь в уже привычном темпе спортивной ходьбы.

— Ты обещал рассказать, куда мы идем, — напомнила я, догнав широко шагающего мужчину и вцепившись, чтобы не отстать, в его руку.

Он, очнувшись от задумчивости, сбавил-таки темп, поскреб бороду и ответил, покосившись на меня:

— Есть два варианта, и я еще не решил, какой выбрать.

И замолчал.

— Ну? — я подергала его за руку, чтобы он продолжал. — Озвучь оба, может, я помогу выбрать.

— Первый — это землянка моего дядьки-егеря, к северу отсюда.

— Он что, там живет?

— Нет, уже давно не живет. Нигде. Его убили браконьеры.

— Извини…

Он не обратил внимания.

— А второй — это мой дом в заброшенной деревне, еще дальше, тоже на север.

— В заброшенной?

— Ага.

— А дом тоже заброшенный?

— Ну, с виду не отличается от остальных.

— А внутри отличается?

Он не ответил, глянул искоса со своим вечным прищуром.

— А долго идти? — я не собиралась сдаваться.

— Ну, если не спеша, вот как мы сейчас идем, то через пару-тройку дней доберемся.

— Это, по-твоему, «не спеша»?

— Мы сейчас отойдем подальше…

— Подальше от чего? От лагеря?

— От этой речки. Пойдем прямо на север, а она повернет на северо-восток. Надо воды, кстати, набрать.

— Наберем. А дальше что? Повернем на север… И?

— Пройдем без остановок до следующей речки. Там сделаем привал, найдем чего-нибудь перекусить, отдохнем. И дальше, на север.

— Угу, — угрюмо вякнула я, рисуя себе радужные перспективы наших ближайших дней.

— А почему ты меня вчера к речке не пустил?

— На речке нас проще всего обнаружить.

— Как? Со спутника?

Он бросил быстрый взгляд вверх, в уже довольно светлое небо, пожал плечами:

— Да запросто. Если это военные… Но это вряд ли. Уж не такая я крупная рыбина, чтобы начинать на меня охоту такого уровня.

— Но кому-то же ты все-таки понадобился?

— Возможно, кому-то из тех, кто имел доступ к архивам с записями о моем чипе.

— Значит, мы все-таки сбили их со следа?

— Надеюсь, что да. Временно. Но если они узнают направление нашего движения, то могут заранее нас подстерегать. Например, на ближайшей станции на железнодорожной ветке. И на следующей станции. На речке могут нас ждать. Потому что они думают, что мы вряд ли далеко уйдем от воды. Ну, я бы на их месте так нас и искал.

— Поэтому мы и костер не жжем? — насупилась я.

Он помолчал, высвободил свою руку и неожиданно обнял меня за плечи:

— Дойдем до другой реки, разведем огонь. Обещаю.

Переход был ужасный. Как мы ни экономили воду в пути, полутора литров на двоих нам было мало. Помогали ягоды, которые мы собирали, не отклоняясь от нашего маршрута. Я жадно набивала рот малиной, черникой, брусникой и костяникой, радуясь передышкам.

Ноги я стерла в кровь. Сев отдыхать во время очередного привала, я скинула свои полуботинки и рассматривала свои распухшие покрасневшие грязные пальцы. На некоторых были волдыри.

Костя подсел ко мне, осмотрел мои ноги, покачал головой, но ничего не сказал. Зато пошел помедленнее.

Потом мы вышли на просеку, сильно заросшую травой. Я скинула ботинки, перекинула их через плечо, связав шнурками, и пошла босиком. Стало значительно легче.

День был солнечный и жаркий, над нами то и дело кружили слепни размером с шершня, норовили прокусить ткань одежды.