Он запустил пальцы мне в волосы и крепко прижал меня за талию, ожидая сопротивления и не встречая его. Вот интересно, внезапно подумала я, если попробовать его оттолкнуть, отпустит он меня или нет? Я уперлась обеими ладонями ему в грудь и слегка отстранилась. Костик сразу же выпустил меня и замер, заглядывая мне в глаза и пытаясь разгадать мою реакцию. Он терпеливо ждал, опустив руки, не делая больше никаких движений, как будто боялся спугнуть. Сердце его билось так, что было видно даже, как подрагивают мои руки, по-прежнему лежащие на его груди.
Он закрыл глаза и чуть откинул голову, дыша приоткрытым ртом.
Я приподнялась на цыпочки и прижалась губами к его шее, в том месте, где пульсировала жилка. Мои руки скользнули по его спине, покрытой шрамами, и сомкнулись на пояснице. Теперь он стоял, подняв к небу лицо, позволяя мне изучать и узнавать его губами и руками и иногда вздрагивая от моих прикосновений.
Он был разный. Шея теплая, спина и руки выше локтя — прохладные. Уши и кончик носа — холодные, губы — горячие…
Он открыл глаза и снова обнял меня, прижал к себе и начал целовать, щекоча и покалывая своей бородой, уже не боясь, что я его оттолкну…
Спустя примерно полчаса Костя палкой выудил из почти погасшего костра банку, почерневшую и покрытую кое-где радужными разводами. Поставил на землю остужаться. Сам в это время палкой разровнял угли в яме, сдвинув навстречу друг другу и оставив догорать последние несгоревшие части коряг. Новых веток подкидывать он не стал.
Он надавил на бока банки, и крышка отскочила со звонким щелчком. Подцепив ножом тушку змеи, он выковырял ее из банки, всю облепленную сварившимися листочками, подержал на весу, чтобы она быстрее остыла, потом разделил пополам и стал есть свою часть, обгрызая ее, как початок кукурузы, причмокивая и показывая мне глазами и бровями, как это вкусно.
Я осторожно попробовала. Это было похоже на длинную-предлинную куриную шею: много мелких костей замысловатой формы и узкие волокна мяса, на вкус тоже напоминающие курицу и рыбу одновременно.
Стараясь не вспоминать, как еще недавно она извивалась всего в нескольких шагах от меня, я сгрызла все, что могла прожевать и проглотить, а остатки змеи Костя закопал в самые жаркие угли.
Спать мы легли на том самом кострище, которое он забросал толстым слоем песка. И это была первая ночь, когда я почти совсем не замерзла: снизу шла такая мощная волна жара, что я даже куртку надевать не стала. А Костя не накинул даже своей холщовой рубахи с каймой.
— Спой мне снова ту песенку, — попросила я.
Он хохотнул и спел мне своим хрипловатым голосом «Баю-баюшки-баю», правда, теперь она звучала как обычная песенка, в привычном ритме… И, хотя про «конфеточку» он пропустил, я все равно чмокнула его в щеку, прежде чем заснуть у него под боком, по-хозяйски закинув на него ногу и обхватив поперек груди.
Глава 11
живых видать в деревне нету
сказал вполголоса тарас
и избы страшно покосились
на нас
Утром Костя принес из кустов дохлую ондатру. Сказал, что попалась в его самолов-давилку. Я не стала уточнять, была ли она еще жива, когда он ее нашел. Он велел мне отвернуться и начал разделывать. Я и не подумала отвести взгляда и смотрела на то, как он снимает шкурку и разделывает тушку. Он увидел, что я смотрю, и усмехнулся, мол, дело твое.
Тушку он сложил в воду и придавил камнем прямо к песчаному дну, чтобы не унесло течением и не склевали рыбы. А сам разгреб нашу теплую «постель» до самых углей. Осторожно разворошил верхний слой и, поводив над ними рукой, обнаружил еще не погасшие подернутые пеплом и присыпанные песком угольки. Натащив сухих веток, сложив их горкой над самым теплым местом, он осторожно подул. Из-под маленького сухого шалашика сначала разлетелись пепел и песок, потом пошел дымок, а с третьего вдоха вспыхнул и огонек. Довольный Костя, протирая запорошенные глаза, послал меня за сухими толстыми ветками, наказав, чтобы я далеко не отходила, а сам, к моему удивлению, отправился купаться.
Я побродила вокруг, нашла пару сухих ивовых коряг на большом песчаном «пляже», притащила их к костру.
Костя, только вылезший из воды, нагреб углей, наложил принесенных мной веток, наломав их о колено, и снова ушел к воде.
Я, не видя надобности следить за костром, который и без меня отлично горел, последовала за ним, прихватив свою зубную щетку и пасту.
Костя плескался и фыркал, как конь, и звал меня присоединиться. Ночь была теплой (местами даже жаркой), и день, судя по легкой утренней дымке, обещал отнюдь не августовский зной, и я, подумав, приняла любезное Костино приглашение. Вода в этой речке была намного теплее, чем в той, которую мы оставили позади. Мой спутник объяснил, что в ней меньше ледяных ключей. И течение слабее.
Накупавшись, он вылез из воды, коротко встряхнул головой, как пес, выловил мясо из воды и понес к костру.