Княгиня Радзивилл и Кароль Станислав заняли место напротив кафедры. Казимир Павел Ян Сапега сел справа, за его спиной заняли места два десятка человек его свиты. Слева возвышалась массивная железная клетка, где, под охраной двух жолнеров, находилась Агнешка. Рядом сидел Алесь Корнач, прокуратор [30], нанятый княгиней вести дело. На двух столах, установленных посередине зала, были разложены улики. На первом лежали заскорузлые от ссохшейся крови рубаха, сарафан и алый шёлковый плащ, на втором – два кинжала, пистоль и гетманский пернач.
Наконец, клятвы были зачитаны. Судья, повернувшись к Славуте, произнёс:
– Пан возный, изложите выводы, к которым пришло следствие.
Славута занял место на кафедре.
– Я, Владислав Славута, кастелян Мирский, присягаю Господу Богу и Троице Единой на том, что, будучи возным в Новогрудском повете, повинен верно, грамотно, по-божески и справедливо на этом суде исполнять свои обязанности …
Зачитав текст клятвы, Славута сухо и кратко огласил текст дознания. Закончив чтение, кастелян подал судье развёрнутый лист. Вслед за Славутой вышел невысокого роста пожилой шляхтич – обвинитель.
– Вельможная шляхта! Убита паненка, дочь одного из самых уважаемых обывателей литовских. Святая справедливость и право посполитое требует, чтобы возмездие настигло виновную, настигло скоро и неотвратимо…
Обвинитель говорил долго, витиевато, время от времени замолкая, но лишь затем, чтобы набрать в лёгкие воздуха и продолжить речь. Наконец, он иссяк.
– Сторона обвинения хочет что-то добавить? – обратился судья к Казимиру Павлу Яну.
– Crimina morte extinguuntur [31], – негромко произнёс гетман. Писарь посмотрел на магната, ожидая перевода, однако тот всем своим видом давал понять, что выступление окончено.
– Przestępstwa wygasają ze śmiercią, – пришёл на помощь писарю ксёндз Эдвард. Писарь кивнул и склонился над текстом.
– Писарь земский, – возвысив голос, произнёс Славута, цитируя по памяти Статут Великого Княжества Литовского, – обязан русскими словами и буквами все документы и позывы составлять, а не иными словами и буквами.
Судья вопросительно посмотрел на княгиню – Катажина утвердительно наклонила голову. Ксёндз Эдвард, не отрывая хмурого взгляда от кастеляна, наклонился к гетману и что-то тихо шепнул на ухо.
– Защита имеет что-нибудь сказать? – пан Рымша
Прокуратор поднялся со скамьи.
– Пан судья, прошу учесть, что подсудимая ответов не даёт и разум её находится в замутнённом состоянии. Прошу по артикулу тридцать пятому раздела одиннадцатого Статута, оставить подсудимую в заключении, а слушание перенести.
Рымша бросил выразительный взгляд на защитника, затем повернулся к девушке.
– Подсудимая, ваше слово, – произнёс судья.
Агнешка встала и, пошатываясь, подошла к решётке. Славута проследил направление её взгляда – девушка смотрела в упор на княгиню, в то время как их милость Катажина Радзивилл, обычно спокойно-надменная, смотрела куда-то в сторону, словно боясь посмотреть собственной служанки в глаза.
– Ваше слово, – повторил Рымша.
Агнешка не пошевелилась.
– Говорите же! – судья уже начал терять терпение.
Девушка уткнула лицо в ладони и по-детски, взахлёб, заплакала. Судья растерянно посмотрел на княгиню, затем на гетмана, но стороны хранили молчание. В поисках поддержки пан Рымша повернулся к подсудку и писарю – но те также были смущены. Неуверенной рукой судья взял заготовленный с вечера приговор.
– Лета Божьего нарожения тысяча шестьсот девяносто второго, месяца мая одиннадцатого дня, на слушаниях судебных земских, согласно Статуту, перед нами: Казимиром Рымше – судьёю, Андреем Богдановичем – подсудком, Антонием Козел-Поклевским – земским писарем, рядниками судовыми земскими Мирскими, возный повета Новогрудского Владислав Славута дознанье своё подал и признал слова свои… – судья читал монотонно, нудно, равнодушно, не вкладывая в слова никаких эмоций, – …по артикулу второму раздела двенадцатого Статута, если человек простого состояния убьёт не шляхтича, то за убийство карается смертью. А головщина, по артикулу пятому раздела двенадцатого, тридцать коп грошей. По артикулу тридцать девятому раздела одиннадцатого Статута, если человек простого состояния, люди тяглые или мещане, забили шляхтича или шляхтенку, то будет покаран смертью. А согласно Статуту Великого Княжества Литовского, артикулу семнадцатого раздела одиннадцатого, кто тайно в доме убьёт спящего, если шляхтичу простой человек учинит, то за убийство с этого свету сведён будет жестокими муками. А головщина, по артикулу двадцать седьмому раздела одиннадцатого, сто коп грошей…
Славута повернулся к Катажине – княгиня поймала его взгляд и, как в случае с горничной, быстро отвела глаза – исход дела был ясен, и оглашение приговора являлось не более, чем простой формальностью.