Номенклатор. Книга первая

Ну а Публий решает пока что помолчать и ничего не предъявлять этому гражданину, видя и понимая, что его затея с предъявлением этому, всего вероятней, гражданину, исковых претензий в плане его беспечного поведения (Публий отчего-то смягчил формулировку своего требования к этому гражданину), будет не слишком уместной, когда у этого гражданина вон сколько вокруг, не просто людей ему знакомых, а все эти люди, совершенно ясно Публию, в случае чего не откажутся дать свидетельские показания в плане оправдания этого своего знакомого. И при этом, если они сочтут его, Публия, слишком предвзятым человеком, то он может и не сомневаться в том, что уже со стороны этого бесцеремонного к нему человека, будут выдвинуты обвинения в оскорблении его чести и достоинства со стороны какого-то хамла.

И вот Публий, бочком пододвигаясь к своему обидчику, во все глаза на него глядит и слушает, что он там будет говорить. А он пока что неразговорчив, а выжидательно себя ведёт по отношению к собравшимся вокруг него людям, кто, как видит Публий, тоже во все глаза на него смотрят и пытаются про себя сообразить, как его запомнить и о чём его спросить, чтобы он лучше отпечатался у них в памяти.

А пока идёт этот присмотр друг к другу, Публию удаётся подвинуться до того профильного места, откуда ему открывается вид в профиль этого гражданина с грубым к нему отношением. И как ожидалось Публием из прежнего поведения этого гражданина, то он в лице не слишком привлекательно и грубо выглядит. Здесь Публий про себя хотел ко всему этому его виду присовокупить своего негатива, настоянного на своём предубеждению к этому человеку, но он не смог ничего добавить к тому, что в этом человеке присутствовало. И тогда Публий решил, что этот человек может быть и не так уж плох, а всему виной случайные стечения обстоятельств, да и вон какая тут скученность народа, и скорей наверняка, прямо сейчас кто-то кому-то отдавливает ноги и толкает локтем в бок, чтобы быть лицом поближе к этому пространству, где в центре стоит чем-то для всех кроме него известный человек.

– А он всего лишь меня одного толкнул локтем в бок, чтобы оказаться быть ближе ко всем этим людям, – вдруг рассудил Публий вот так, глядя на сложившуюся вокруг ситуацию, – тогда как все эти люди вокруг, не обладая достаточным терпением, готовы друг друга на месте давить, чтобы быть к нему ближе. И он можно сказать поступил гуманно, пожертвовав только одним мной, ради встречи стольких людей с собой. А я это сразу и не понял. – Укорил себя до стыда Публий, решив больше так не спешить с такими преждевременными выводами, и сейчас всё же надо послушать и узнать, что это за такой великий муж и человек.

И Публию долго не пришлось оставаться в неведении того, кем оказался этот человек, достойный разных мыслей, и больше, конечно, благочестивых и уважительных.

– Цецина Порций, что ж ты всё молчишь, и слова не скажешь? – выделившись от гущи народа, обратился к интересующему Публия человеку, стоящему в центре этого относительно свободного участка площади человек другого типа и наружности по сравнению с Цециной Порцием, под чьим именем теперь известен тот человек, кто и вызвал в Публии столько разных вопросов и сделанных из них выводов. А как только Публий узнал, как этого человека зовут, то он начал присматриваться к Цецине Порцию, чтобы приметить в нём гистриона Генезия.

Что невероятно и чуть ли невозможно сделать хотя бы потому, что Публий в лицо Генезия никогда не видел. А то, что он его когда-то, в следующее за сейчашним временем увидит у термополии, то, когда это случится, то тогда и можно будет говорить с позиции этого наставшего времени. А сейчас он может только полагаться на те знания естественных наук, которые могут подсказать ему, что в лице Цецины Порция есть от мима Генезия, а что им приращено с помощью косметических средств, чтобы быть буквально похожим на Цецину Порция, кого Публий тоже никогда в лицо не видел. И оттого шансы Генезия быть до неотличимого похожим на Цецину Порция кратно увеличиваются. И не только для одного Публия, но и для многих людей вокруг, среди которых поди что и не встретишь никого из тех, кто Цецину Порция видел в лицо или так близко, чтобы его лицо вначале запомнить, а затем узнать.

А если здесь такой человек окажется, то его поставит в тупик неизвестности талант перевоплощения Генезия, из кого внешне очень похоже вылепили Цецину Порция, и ему только и остаётся, как верно себя подать публике. Но только не сильно отходя от оригинала, чтобы не быть вообще неузнанным теми людьми, кто раз видел и наслышан о Цецине Порции, как о сложном для понимания человеке, и кто сейчас себя ведёт так непохоже на себя, беспощадного и безмерно жестокого ко всякой людской инициативе и самовыражению себя. – Пасть захлопни, кусок мяса, – как помнили все те люди, кто знал Цецину Порция, вот так он всегда с людьми заговаривал, прежде чем вбить их кулаком в землю.