Ситуация в России в те годы имела немало так хорошо знакомых нам черт. Огромное государство с мощным аппаратом полиции, с установившимися традициями самодержавия и забитым народом. Как могли революционеры перевернуть такую махину? Где было найти точку опоры? «Земля и Воля» рассчитывала на крестьянство — самый многочисленный класс тогдашней России; эти надежды не оправдались. Народовольцы делали ставку на индивидуальный террор: но результатом было устранение отдельных лиц, а не системы. Было известно, что в далекой индустриальной Англии Маркс и Энгельс указали на рабочий класс как на силу революции. Но они имели в виду промышленно развитые страны, а в России рабочих было еще мало, да и те выходцы из крестьян, кадрового пролетариата не было.
Что оставалось русским марксистам? Пропагандировать идеи Маркса и Энгельса, просвещать рабочих, постепенно готовиться к отдаленным боям будущего, а пока страстно ожидать предсказанную Марксом и Энгельсом, но почему-то задерживавшуюся пролетарскую революцию в развитых странах Западной Европы. Конечно, нелегко было смириться
Однако невозможно поторопить открытые Марксом законы истории. Маркс как бы специально предупреждал нетерпеливых: «Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые, более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества»[57].
Нельзя просто устроить революцию — не заговор, не переворот, а именно социальную революцию, и здесь не поможет никакая партия и даже никакой класс. В своей известной работе «Принципы коммунизма» Энгельс подчеркивал:
«Коммунисты очень хорошо знают, что всякие заговоры не только бесполезны, но даже вредны. Они очень хорошо знают, что революции нельзя делать предумышленно и по произволу и что революции всегда и везде являлись необходимым следствием обстоятельств, которые совершенно не зависели от воли и руководства отдельных партий и целых классов»[58].
И не Россия или ее восточноевропейские соседи придут первыми к пролетарской революции. Энгельс в той же работе отмечал, что в России, Польше и Венгрии еще господствует крепостничество, как в средние века[59]. Пролетарская революция произойдет, как писал Энгельс, в «цивилизованных странах», то есть в Англии, США, Франции и Германии. Она даже протекать будет быстрее или медленнее в строгой зависимости от уровня развития каждой из этих стран — «в зависимости от того, в какой из этих стран более развита промышленность, больше накоплено богатств и имеется более значительное количество производительных сил».
И даже после того, как там победит пролетарская революция, она не перебросится на отсталые страны, а лишь «окажет также значительное влияние на остальные страны мира и совершенно изменит и чрезвычайно ускорит их прежний ход развития»[60].
Созданная молодыми Марксом и Энгельсом и психологически приноровленная к запросам радикальной части революционной западноевропейской молодежи кануна 1848 года идея антикапиталистической пролетарской революции в промышленно высокоразвитых странах сулила скорую победу только на Западе. Разочаровавшимся в крестьянстве и во всемогуществе индивидуального террора революционерам России она открывала лишь перспективу, хотя и неумолимозакономерного, но длительного процесса роста производительных сил капитализма и их постепенно нарастающего конфликта с производственными отношениями.
В этой ситуации в кругах русских революционеров и выделился волевой, рано лысеющий молодой человек из Симбирска — Владимир Ульянов. Начинал он как один из многих молодых обожателей Плеханова. Но уже скоро стало заметно, что его интересует, не столько марксистская теория, сколько политическая практика.
Не то чтобы Ульянов отрицал истинность или важность марксистского учения. Напротив, именно он
Главной практической целью жизни Ленина стало отныне добиться революции в России, независимо от того, созрели ли там материальные условия новых производственных отношений.