– А это ты ищешь комнату? – спросила Норма.
– Ну да. Маму вчера отвезли в богадельню. – Джеймс скроил сиротскую физиономию и смахнул притворную слезу. – Не могу я один в том доме, Норма.
Норма резко сказала:
– Ты же говорил, что мама умерла.
Джеймс инсценировал плач, вспомнив, как его собака, Шеба, попала под молочную цистерну. Слезы получились горючими.
Норму встревожило столь неприкрытое проявление чувств. Через минуту она положила руку ему на плечо и сказала:
– Ну так померла твоя мама или жива? Джеймс зарыдал в голос.
– Родная умерла, а приемная помирает.
– А что у ней? – спросила Норма; она была знатоком смертельных заболеваний.
Джеймс вынул из кармана аккуратно сложенный квадратик бумажной салфетки и вытер глаза.
– Рак печени.
Норма заметила, что его длинные черные ресницы намокли и слиплись.
– А побочные есть? – спросила она.
– Ага, масса, – всхлипнул Джеймс. Он был парень с воображением и явственно видел свою несуществующую приемную мать на белой больничной койке. Она смахивала на умирающую Эвиту в исполнении Мадонны.
– Можешь пока ко мне переехать, если хочешь, – предложила Норма. – Поживешь в комнате с осликами.
Джеймс сказал:
– Я иногда травку покуриваю, Норма. От артрита помогает.
Норма, Тревор и Стюарт частенько забивали косячки, когда Джек отлучался из-за своих скучных хобби – фотография и бальные танцы. Свои счастливейшие минуты она пережила, ловя тихий кайф с мужем и старшим сыном. Такое редкое чувство семьи. Норме ужасно нравилось, когда перед возвращением Джека они втроем метались по дому, открывали окна и поливали все вокруг освежителем воздуха.
Норма перевернула страницу альбома, и Джеймс открыл рот. С фотографии ухмылялось большое симпатичное лицо бывшего президента Билла Клинтона. На заднем фоне маячила дверь дома Номер Десять по Даунинг-стрит, а рядом с ней – полицейский в рубашке, пуленепробиваемом жилете и шлеме.
Норма указала на полицейского и неловко призналась:
– Скажу тебе правду: это наш Джек, ты с ним знаком. Пускай он и полицейский, а все равно я его люблю.
Преодолев шок, Джеймс пробормотал:
– Никто не может решать за детей, Норма. Птичья трель из кухни напомнила Норме, что пора кормить Питера. Она встала и зашаркала из комнаты, оставив Джеймса изучать фотографии Джека Шпрота в компании Нельсона Манделы, Бобби Чарльтона, Лайама Галлахера[32], Дэвида Бэкхема с его шикарной Викторией и еще каких-то стариканов, чьи лица он где-то видел, но имен припомнить не мог.
Насыпая «Трилл» Питеру в кормушку, Норма слышала, как Джеймс быстро что-то говорит по сотовому.
– У нас жилец, Пит, – поделилась она. – Ноги у него молодые, будет нам помогать, присмотрит за нами.
Джеймс крикнул из комнаты:
– Норма, а ничего, если ко мне тут друганы подойдут?
Норма спросила Питера:
– Как думаешь, Пит, разрешить?
Но Пит, похоже, не слушал, поэтому Норма в ответ крикнула:
– Ладно, валяй.
Она поднялась наверх сбросить тапки и надеть туфли на каблуке, Давно уже у нее не собиралось общество.
Тетка Джека, Мэрилин, сказала ему за неделю до того, как умерла в больнице:
– Одно я о тебе знаю, Джек, ты редиска.
И правда, редиску в семье частенько упоминали. На рождественских вечеринках Мэрилин кричала: «Берегись Джека, редиска рядом!» или «У меня тут для Джека редиска, зовите его».
Но были и другие женщины, в том числе и полицейские, знавшие Джека Шпрота не как любителя редиски, а как любовника.
Джек изучил искусство эротики и психологию женщин так же тщательно, как любой предмет интересной ему сферы. Вооружившись картой женских гениталий, он штудировал ее, пока не научился нащупывать путь вслепую. Его постоянно удивляло, что он разбирается в женском организме лучше самих женщин.
Для него было аксиомой, что большинство женщин не умеют обращаться с пенисом и либо смотрят на него как на торпеду, которая вот-вот взорвется,
либо хватают так, словно это старый рычаг коробки передач и его можно беспрепятственно крутить в любую сторону.
Женщины в основном вспоминали Джека с удовольствием, потому что ему нравились и они сами, и их тела, а кроме того, он всегда говорил правду: он никого не способен полюбить, это какое-то генетическое нарушение и ничего он с этим поделать не может, по крайней мере, пока паука не придумает что-нибудь, чтобы спасти его от существования без любви.
Джек с премьер-министром стояли в темном неподвижном вагоне Северной линии метро. Премьер-министр ненавидел темноту. Однажды один шахтер в робе с иголочки и блестящем шлеме показывал ему старинную шахту. Когда они достигли самого глубокого забоя и скрючились, глядя на угольный разрез через защитное стекло, погас свет. Тогда в анонимной темноте премьер-министр завизжал как девчонка. Старый шахтер засмеялся и сказал:
– Это что тут за детка темноты боится?
Премьер-министру не хватило смелости в чисто мужской компании признаться, что детка – это он. Не станешь ведь объяснять, что ни разу не спал в полной темноте – с той самой ночи, когда похоронили маму.
Премьер-министр и остальные члены группы тогда скорчились, ожидая, пока под землю спустят аварийный генератор.