Номер 11

— У Роджера там был друг. Ну не то чтобы друг — коллега по имени Джеймс. Женившись на немке, он преподавал искусство кинематографии в Свободном университете Берлина. Когда Роджер писал о «Частной жизни Шерлока Холмса», Джеймс помог ему отыскать старый документальный фильм о Билли Уайлдере, снятый на немецком ТВ. Джеймс — парень пробивной, и он знал, как подступиться к немецким киноархивам. Поначалу его запросы ни к чему не привели. Фридрих Гюдеманн умер в 2005-м в завидном возрасте девяноста пяти лет, и с тех пор «Хрустальный сад» нигде и ни разу не упоминался. Но куда же подевалась единственная копия фильма? Осталась у его родных? Тогда где искать эту родню? Обзавелся ли он детьми и внуками в Америке? Роджер отправил сообщение Крису, спрашивая, не знает ли тот что-нибудь на сей счет, но Крис был более не в настроении отвечать на расспросы моего мужа-грубияна. Пришлось опять подключить Джеймса.

Первое, что разузнал Джеймс, — Гюдеманн был геем. В Германию он вернулся после того, как в Америке умер его многолетний любовник. Последние годы он провел в Лейпциге с сестрой и ее мужем. К тому времени, когда Джеймс все это выяснил, сестра умерла, ее муж обитал в доме для престарелых и был не совсем в своем уме. Джеймс вышел на его зятя, малого под шестьдесят по имени Хорст. То есть Фридрих был ему практически чужим человеком. Поместив тестя в дом для престарелых, Хорст продал его дом, а все, что там было, отправил на склад на окраине Лейпцига. Были ли среди вещей те, что принадлежали Фридриху? — допытывался Джеймс. Хорст понятия не имел. Он просто все упаковал и отдал на хранение. Да, он собирался со временем рассортировать «наследство», но пока не получилось.

Не знаю, что Джеймс ему наговорил, но, как бы то ни было, Хорст разрешил ему покопаться в этом имуществе. И как только Джеймс сообщил об этом Роджеру по электронной почте, мой муж сел на первый же самолет до Германии. Буквально тем же вечером он заказал билет на ближайший рейс, еще оставались места. Я лежала в кровати, читала на сон грядущий, когда он вошел и объявил, что завтра уезжает в Лейпциг и ему нужно встать в 3.30. Помню, он поцеловал меня на прощанье и заговорил о фильме — о том, что он наверняка отыщет его и положит конец поискам и неизвестности; не пройдет, мол, и нескольких дней, как все будет завершено. Я поцеловала его в ответ и сказала, что рада за него. Тогда я видела его в последний раз.

Она поднесла к губам бокал, но он опять оказался пуст. Взгляд у Лоры был усталый, почти невидящий.

— Я принесу письмо Джеймса. Из него вы узнаете конец истории.

Когда Лора выходила из комнаты, Рэйчел заметила, что на ногах она держится не слишком твердо. В кабинете, находившемся за стенкой, Лора застряла минут на пять. Рэйчел слышала, как она выдвигает и задвигает ящики письменного стола, шуршит бумагами и негромко чертыхается, но в итоге искомое нашлось, и Лора вернулась с письмом в одной руке и маленькой бутылкой в другой.

— Бренди, — пояснила она. — Вечер хорошо заканчивать бренди. А вот и письмо. Почитайте, а я пока налью вам капельку.

В бокале Рэйчел оставалось немного вина, но бренди туда все равно добавили, и жидкость обрела противный оранжевый оттенок. Выпить «коктейль» Рэйчел поостереглась, взамен она сосредоточилась на кипе исписанных от руки листков, что дала ей Лора. Почерк был четким, твердым, с заметным наклоном. Бумага из недешевых — плотная, кремовая с желтизной и водяными знаками.

Моя дорогая Лора,

Ужасно приниматься за это письмо. На похоронах ты сказала (и как прекрасно ты говорила в церкви в тот проклятый день), что я не должен винить себя в том, что случилось. Но как не винить? Именно я привел Роджера к месту его гибели. Верно, я был не в силах предугадать, чем все обернется, но — факт остается фактом. Если бы не мое вмешательство, твой муж был бы жив.

В четверг мы были не в том состоянии, чтобы поговорить подробно о его последних часах в этом мире. Я обещал, что напишу тебе и расскажу все, что смогу. Поэтому начну с того, как я встречал Роджера в аэропорту Лейпцига.