— Твой комик нес такую херню, — продолжил сэр Питер. — Ни одного смешка из публики не выжал. Похоже, никто не понял, зачем он вообще вылез на сцену.
— Нас упомянул?
— О да. Прошелся по всей семье, никого не забыл.
— Наглец! Надеюсь, ты не допустишь, чтобы это сошло ему с рук.
— Нет, не допущу. — Сэр Питер взял со стола чистый нож для мяса и задумчиво погладил острое лезвие. — У меня свои виды на мистера Кверки. И я намерен пообщаться с ним на сей счет прямо сейчас.
С ножом в руке сэр Питер попытался подняться, но он слишком много выпил, и когда Жозефина дернула отца за рукав, этого хватило, чтобы удержать его на месте.
— Не думаю, что нужно устраивать сцену на торжественной церемонии.
— Какую сцену?! У меня и в мыслях не было. — Сэр Питер тяжело задышал. — Я скажу тебе, что я собираюсь сделать с этим уродом. — Его большие глаза навыкате пылали решимостью. — Я собираюсь взять его на работу.
—
— Ты меня слышала. Я дам ему колонку, пусть строчит.
— О-о, сиди спокойно. Ты перебрал.
— Может, я и нажрался, но я знаю, что говорю. Если хочешь уничтожить своего врага, ты не лезешь в драку с ним. Ты его поглощаешь. «Эй, Райан, — скажем мы ему, — иди к нам. Мы и не думали на тебя обижаться, старина. Мы просто обожаем твои хохмы. Приходи, поработай с нами». Отвалим ему пару сотен кусков в год за тысячу слов в неделю, и все увидят, что он пишет для нас, и решат, что не такие уж мы бяки, в конце концов.
Жозефина послушно, заботливо, стараясь не уронить папашу, помогла ему подняться. Сэр Питер, спотыкаясь и пошатываясь, двинул к столу номер 11. То ли по старческой забывчивости, то ли потому, что был пьян, то ли по обеим причинам он по-прежнему сжимал в руке мясной нож и даже размахивал им — агрессивно, глядя со стороны, — приближаясь к ни о чем не подозревающему Райану Кверки, увлеченному беседой с молодой поклонницей в платье с глубоким вырезом. Но подойти вплотную к столу, за которым сидел комик, сэру Питеру так и не удалось. Внезапно он почувствовал, как его вежливо, но крепко берут под локоть, и перед ним как из-под земли вырос широкоплечий подтянутый человек средних лет, а пятеро других гостей, почти один в один похожие на первого, преградили ему путь, взяв сэра Питера в кольцо.
— А теперь, сэр Питер, — обратился к нему старший инспектор Кондоуз, — полагаю, будет неплохо, если вы отдадите нам вот это.
— О чем это вы? Кто вы такие, вашу мать? Пошли прочь.
— Отдайте нож и пройдемте с нами, не стоит поднимать шум.
Полицейские сузили кольцо вокруг сэра Питера. И тут вмешался Натан, настоятельно постучав пальцами по плечу старшего офицера:
— Старший инспектор Кондоуз, что вы делаете?
— Не сейчас, Пилбим. Разве не видите, что мы заняты?
— Но, сэр, мы же договорились не предпринимать поспешных…
— Проехали, Пилбим, я веду этого человека на допрос. Аркрайт, помещение для прессы готово?
— Помещение для прессы? Но его нельзя там допрашивать. Как вы его приведете туда, где берут интервью у лауреатов премии? Там полно фотографов и теле камер.
Полицейские, освободив сэра Питера от ножа и заломив ему руки за спину, начали подталкивать его к выходу; арестованный упирался. Натан предпринял отчаянную попытку:
— Со всем уважением, сэр, но нам нечего предъявить сэру Питеру, абсолютно нечего.
—
После чего Кондоуз поспешил вдогонку за группой офицеров, уводивших сэра Питера — окончательно обалдевшего и более не сопротивлявшегося, — из обеденного зала туда, где сбились в стаю представители СМИ. Мало кто из гостей заметил арест сэра Питера, что, впрочем, неудивительно: операцию провели быстро и четко, а помыслы большинства в зале были целиком заняты грядущим десертом.
— Натан, дорогой, все в порядке? — спросила Люсинда, когда он вновь сел за стол. — Ты выглядишь взволнованным.
И верно, он был очень взволнован: иначе от слова «дорогой» — первого вербального выражения нежных чувств со дня их знакомства — он бы сомлел и растаял. В данных же обстоятельствах он едва ли не пропустил это слово мимо ушей.
— Меня отстранили от дела. И боюсь, старший инспектор Кондоуз наломает дров. А сколько работы проделано… — Натан грустно вздохнул: — Ужасный вечер.