Номер 11

— Вау, страшно-то как, — сказала Элисон, упуская, на мой взгляд, самое главное. — Представь, отправляешься утречком на прогулку, берешь с собой собаку или без собаки, и вдруг на тебе… чуть ли не спотыкаешься о труп.

— Никто точно не знает, почему он так поступил. Дедушка говорит, что виноват в этом Тони Блэр, но он терпеть не может Тони Блэра…

Элисон не слушала. Ей хотелось обсуждать только одну картинку — похоже, она прокручивала ее в голове, словно сцену из ужастика.

— Херово, — сказала она. — У меня бы, наверное, крыша поехала. Найти мертвеца посреди чащи, а вокруг ни души.

Я уставилась на нее, чувствуя, как меня распирает от ненависти: она опять употребляет эти мерзкие слова — находясь в доме моих бабушки и дедушки. Одернуть бы ее, отчитать, и я злилась на себя, потому что слова застревали в горле. Я была трусихой. Пугливой паинькой.

5

У Элисон имелось устройство, казавшееся мне в ту пору буквально волшебным. Называлось оно «айпод» и, хотя было лишь немного больше спичечного коробка, обладало способностью хранить тысячи и тысячи мелодий, так что его можно было повсюду носить с собой и слушать музыку — когда и где пожелаешь. Айпод был чудесно белоснежный, а в самом центре у него имелось колесико, которое щелкало, когда его покручиваешь кончиком пальца.

Несмотря на всю необъятную емкость айпода, Элисон, к моему неудовольствию, слушала только один альбом. Снова и снова, а когда сама не слушала, заставляла слушать меня.

— У твоей мамы хороший голос, — говорила я, вытаскивая из ушей немного липкие наушники и возвращая приборчик Элисон.

Честно сказать, песня, что Элисон включала для меня бог знает в который раз, мне не слишком нравилась. В те дни я, вопреки своей подростковости, увлекалась классической музыкой и моим любимым диском была запись «Реквиема» Форе.

— Она пела эту песню в «Топе»[3], — каждый раз напоминала Элисон.

— Да, ты говорила.

— И она вообще известная певица.

— Знаю. Ты меня просветила. Только (я давно собиралась ей это сказать, но не могла придумать, как бы выразиться потактичнее) …ведь это случилось уже давно, лет пять-шесть назад, да?

— Ну и что? — надулась Элисон и спрятала айпод в специальный мешочек. — Она и сейчас поет. Делает демоверсии и все такое. Никогда не поздно вернуться в игру.

Был поздний вечер, и мы сидели у подножия Черной башни, прижав спины к гладкой кирпичной кладке. Мы уже достаточно осмелели, чтобы бродить по окрестностям и возвращаться домой в глубоких сумерках. Чаще всего мы направлялись в сторону Вествуда, где успели освоиться, хотя нам, детям асфальта, было нелегко привыкнуть к мысли, что по этому громадному полю и лесу можно бродить совершенно свободно, руководствуясь лишь личными прихотями. Мы приходили сюда в надежде снова увидеть Бешеную Птичью Женщину, о которой я рассказала Элисон, не скупясь на подробности, ее облик ни на йоту не стерся из моей памяти, несмотря на то, что с нашей встречи, весьма непродолжительной, минуло четыре года. По словам дедушки, она по-прежнему жила в Беверли, в большом доме, доставшемся ей после смерти той самой старухи в кресле-каталке. Ее настоящее имя было мисс Бартон.

— Вроде бы ее здесь не очень любят, — сообщила я Элисон. — Говорят, что дом не должен был перейти к ней. Бабушка считает, что с этим что-то неладно.

— Неладно? В каком смысле?

— Не знаю.

— А вдруг… вдруг она убила старуху? Чтобы заграбастать дом.

Как это похоже на Элисон, подумала я. Глупо и с перебором.

— Не мели ерунды, — сказала я, и Элисон умолк ла. Встревожившись, не обидела ли я ее, и не желая обрывать разговор, я добавила: — Да и птицы у нее больше нет.

— Значит, она сюда и не придет, — откликнулась Элисон и поднялась со скамьи: — Хватит рассиживаться. Пошли.

— Хорошо. — Я хотела посмотреть телевизор вечером, одну из моих любимых комедийных передач. — Кстати, уже почти девять.

— И одиннадцать на Корфу, — заметила Элисон. У нее не получалось быстро шагать, так что я вынуждена была подстраиваться под нее. — Время ложиться спать. Интересно, какой-нибудь из наших мам привалила удача?

— Удача? — не поняла я. — Но ведь они поехали туда не ради азартных игр или еще каких состязаний, а просто отдохнуть.

Элисон рассмеялась противным высокомерным смехом:

— Не прикидывайся, Рэйч. Даже ты не можешь быть настолько наивной. — И, поскольку вид у меня был все еще озадаченный, она продолжила: — Как по-твоему, зачем они рванули туда?

— Не знаю… Отпуск всем необходим время от времени.

— Они обе одиночки. И уже давно. Не врубаешься? Они за мужчинами туда двинули.

Это заявление ужаснуло и взбесило меня.

— Прекрати говорить гадости!

— А что я такого сказала?

— Заткнись, Элисон! Достала твоя болтовня.

— Ты живешь как во сне. Так нельзя!

— А ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

Лишь бы не разреветься, думала я.

— Еще как имею. И ничего такого в этом не вижу. Если твоя мама укатила на недельку за границу и перепихнулась там со смазливым греческим официантом, кому от этого плохо?