Номер одиннадцать

После этого случая я понял, что профессор не так увлечен своими пациентами, как изначально мне показалось. Да и вообще, похоже, что его это вовсе не волнует. Но одно ясно точно, что он не убийца.

Вечер снова прошел в непрерывной работе. Интересная загадка, между прочим. Кажется, я знаю ответ.

Ночью мне почудилось, что я видел очертания человека, стоящего над моей кроватью, но, включив свет, никого не обнаружил. Этот фантом моей фантазии сильно испугал меня. Но мы, врачи-психиатры, крепкие ребята. Однако, шепот, доносящийся за дверью, настораживал. Несколько раз я вставал с постели и открывал дверь, но там никого не было.

Утром я застал пациента N11 сидящим на полу. Он напевал какую-то песенку.

— Доброе утро.

— А, это вы, доктор Леман? — голос был мне знаком.

— Елена, как твои дела?

— Плохо, доктор. Вы ведь не нашли мою собаку?

— Прости, но пока не нашел. Но я видел ее вчера за окном.

— Вы ее поймаете? Она у меня шустрая. Бывает, убегает куда не просят. А я ей говорила, что нельзя ходить играть к дяденьке в палату, ведь он злой и все время ругается.

— К какому дяденьке?

— Ну к тому, который не любит, когда с ним играют в мячик.

У меня прошли мурашки по коже. Сердце забилось чаще. Мне стало плохо и я сел на стул. Очевидно, что девочка говорила о пациенте N6. Но мой мозг не в состоянии собрать воедино этот сложный пазл: если собака настоящая, она никак не могла проникнуть в здание. Разве что через окно. Но на окнах решетки. Да о каком проникновении идет речь, когда палата находится на втором этаже. Боже мой, что и думать теперь.

Я старался успокоить себя и предполагал, как пациент N11 (Елена) мог узнать о пациенте N6, если они никогда не виделись? Уйма вопросов и ни одного ответа.

Неожиданно Елена ушла и на свет явился N11.

— Вы отгадали мою загадку?

— Да. Да, я отгадал твою… Вашу загадку. Это время?

— Правильно. Между прочим, арахис вовсе не орех, это бобовое растение.

— Что? Так Вы тогда слушали меня?

— Я всегда слушаю, но отвечаю только тогда, когда хочу.

Мы снова сели возле камина, и я включил диктофон, пытаясь вести беседу с пациентом и одновременно рассуждать о словах Елены.

— Кто вы? — спросил мня пациент.

— Я доктор Берндт Леман.

— Это имя, но кто вы?

— Я человек.

— Это биологический вид. Так кто вы? — не унимался он.

— Я — это я. Странные вопросы вы задаете.

— Этот ответ я не засчитываю. Будьте открыты. Ведь я открыт перед вами.

— Что ж. Я — мужчина. — N11 отрицательно покачал головой. — Объясните мне, прошу.

— Когда вы слушаете Вагнера или Баха, когда читаете поэму Шекспира или о героях и их приключениях, когда часами сидите за письменным столом, уткнувшись в записи, и беспрерывно думаете над чем-то, когда любуетесь творчеством великих художников или просто сидите на берегу реки и слушаете пение птиц, когда ищете в людях их фобии и пытаетесь справиться с их недугами, Вас это вдохновляет? Вас это воодушевляет? Зажигает в вашей груди огонь?

— Несомненно.

— Это и есть вы — то, что вас вдохновляет и трогает до глубины души. Будь то сцена возмездия или справедливости принятого героем решения. Вы есть то, что чувствуете и ощущаете здесь (он положил руку на грудь), когда слушаете оперу или вытаскиваете из глубин своей памяти значимое для вас событие, вспоминая его, вновь и вновь воспроизводя его в своей голове… Вы есть нескончаемый, неустанный поток энергии, пронизывающий полотно мироздания также, как и все вокруг вас: то, что вы называете живым или неживым, будь то камень или дерево, огонь или земля, взрослый мужчина или дитя… Все вокруг едино, все вокруг живет, так живите и вы.

— Впечатляет. Но ведь это всего лишь теория, хоть и весьма приятная на слух. Вы случаем раньше не преподавали?

Больной больше не говорил.

Отчет 4

После обеда ко мне зашли полицейские и попросили пройти с ними в морг. По пути они спрашивали меня об убитом, насколько хорошо я его знал. Также они спрашивали меня о профессоре, врачах и пациентах, на что я отвечал им так, как есть, за исключением того, что мне поведала Елена. Этого знать им не нужно, иначе в этой лечебнице одним пациентом будет больше.

Труп лежал на хирургическом столе. Патологоанатом только что закончил вскрытие и объявил результат — смерть от разрыва сердца. Также он указал нам на аномально большое сердце и сказал, что оно будто состоит из трех маленьких сердец, чего он раньше никогда не видел. Проклятые совпадения не дают мне покоя. Как и сказал N11 — кальмары имеют три сердца. Но причем здесь пациент N6? «Здесь нет никакой мистики», — твердил я себе.

Полицейские попросили меня посмотреть на вещи убитого и сказать, знакома ли мне какая-нибудь из них?

Передо мной выложили предметы. Красный шар, уже знакомый мне; мягкий кусочек ткани, набитый ватой, используемый для снятия тревоги и стресса; носовой платок с вышитыми на нем инициалами «A.M.» и сверток ткани с пуговицами.

— Нет, ничего из этого я не узнаю, — сказал я.

— Вы, как психиатр, можете ответить нам, почему с одежды мертвеца сняты все пуговицы? Мы нашли их у него в кармане.