Номер с золотой визитки

— Но ты создана. Думаю, он просто тебе не подходил и вообще был не тем, — отвечаю я, не понимая, как её только угораздило наткнуться на такого человека. На человека, который либо не замечал, как она очаровательна, мила и даже сексуальна со своими чарующими изгибами и округлостями во всех нужных местах, либо, вероятно, будучи не особо и умным, не видел смысла в комплиментах. И не просто наткнуться, да ещё и провести с ним как минимум несколько лет, отдав ему не только эти годы. Плевать, что она бы смутилась, и что ему тоже было бы неловко, он должен был ласкать её и посредством слов. Я бы точно делал это.

— Вероятно, насчёт последнего ты прав, — после некоторой заминки пожимает плечами Кимберли, как будто хотела произнести нечто совершенно другое. Но я удерживаю себя от расспросов. Не хочу быть напористым. Если ей захочется дополнить свой ответ, то она сможет сделать это в любой момент по собственному желанию. Так будет гораздо лучше и продемонстрирует, что я вполне способен проявлять уважение и такт, которых ещё совсем недавно будто бы был лишён. — В любом случае теперь это неважно. Мы уже давно разошлись и с тех пор ни разу не виделись и даже не созванивались. Та глава моей жизни однозначно закрыта. У каждого свой путь.

— И никаких сожалений?

— Абсолютно никаких. А что насчёт тебя?

— Что насчёт меня?

— У тебя кто-то есть? Впрочем, ты не обязан отвечать, если не хочешь.

— Ты и так знаешь ответ.

— Откуда мне его знать?

— Оттуда, что у меня есть только ты, Кимберли, — в одно мгновение просто говорю я, ведь здесь совершенно не над чем думать. Это истинная правда, и ничего честнее её банально не может быть.

— А прежде?

— Никого вот уже больше четырёх лет.

— Но как?

— Сначала из-за тюрьмы, а потом и мысли об этом, если честно, не возникало.

— Это долго длилось? Ну… Пребывание за решёткой?

— Два года.

— А до? Ты… любил?

— Я не знаю, что это за чувство, Кимберли. Я же говорил.

— Ну а симпатию хотя бы испытывал?

— Да, дважды. В старшей школе и в университете, но зашло всё довольно далеко лишь во второй раз.

— И что произошло потом?

— А потом я сел.

— А что же она?

— Она не приходила ко мне и не ждала, если ты об этом. Всё было не настолько серьёзно, Кимберли.

— Извини.

— Да ничего. Просто можем мы, пожалуйста, закончить этот разговор?

— Только ещё один вопрос, хорошо?

— Да.

Сердце сжимается, и его захватывает в свои тиски мука протеста. Но то, что я слышу, кардинально уводит беседу в совершенно другое русло, и я выдыхаю.

— Ты любишь утку? — спрашивает Кимберли, сжимая свои руки вокруг верхней части моего тела в районе грудной клетки. Я скорее догадываюсь, чем чувствую, что тянусь к её ладоням в ответ и прикасаюсь к ним в таком же нежном жесте, каким и она чуть ранее дотронулась до меня, но едва ли понимаю скрывающийся за всем этим подтекст.

— А что?

— Просто скажи, да или нет.

— Когда-то любил, а сейчас даже не знаю. Но с чего такой вопрос?

— Просто сегодня День благодарения, и я думала об ужине. Об ужине с моей семьёй на самом деле, — проясняет всё Кимберли.

Улавливая моментально возникшую в её голосе серьёзность, я скрываю свою наготу второй простынёй, если честно, желая вообще исчезнуть или провалиться сквозь землю. Если речь действительно о том, о чём я думаю, то я хочу оглохнуть.

— Так у тебя поэтому сегодня выходной?

— Именно.

— Желаю тебе хорошо провести время, — без всякого энтузиазма откликаюсь я, выпрямляясь в полный рост и одновременно надёжно оборачивая простынь вокруг своих бёдер. Но Кимберли удерживает меня за пальцы, а по ощущениям и за сердце и не даёт мне скрыться где бы то ни было, не оставляя иного выбора, кроме как обернуться и приготовиться слушать.

— Я хочу, чтобы ты поехал со мной, — не моргая и не разрывая зрительного контакта, возникшего между нами, прямо и чётко выражает свои пожелания она. Всё это слишком. Слишком запредельно. Слишком безумно. Слишком немыслимо. Слишком за пределами допустимого и однозначно вне зоны комфорта. В конце концов, кто я, кто она, и кто её отец? Я не умею притворяться, а он не позволит этому продолжаться, какой бы взрослой она ни была. Мне больно от одной лишь мысли её обидеть, но так нужно. Никто не должен знать, и её семья особенно. Да и вообще это далеко не единственная причина моего назревающего отказа.

— Но я… Я больше не отмечаю праздники, Кимберли.

— Но так этот ужин хотя бы будет более-менее сносным.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я не была с тобой до конца честной. Я… я не особо и лажу со своим отцом. Так что не у тебя одного есть скелеты в шкафу.

— Что между вами случилось?

— Он хотел, чтобы я пошла по его стопам. В том смысле, чтобы нашла себя в той же сфере, в какой задействован и он. Чтобы желательно вершила правосудие.

— То есть?

— То есть чтобы стала судьёй.

— И отправляла за решётку таких, как я.

— Но я выбрала свой путь, Джейден, я работаю в издательстве и к тому миру не имею ни малейшего отношения.

— Прости, но имеешь. Твой отец полицейский. Ты же понимаешь, что я никак не могу поехать с тобой?