Доктрина японской пехоты предполагала инициативные командные качества, позволяющие командирам быстро адаптироваться к изменяющимся условиям на поле боя. И все же, после неудачи июльских наступлений 23-й дивизии, командование, по крайней мере, на уровне дивизии и армии, приняло решение перейти к обороне в фактически позиционной войне, что полностью противоречило доктрине японской армии. Японцам пришлось вести войну на условиях противника. Таким образом, японская армия обнаружила не только отсутствие эффективных материальных контрмер против советского превосходства в артиллерии, бронетехнике и ВВС, но и не проявила достаточной гибкости.
В июле наступления японской армии против советских войск свидетельствовали о сильной психологической основе японского морального духа, не поколебавшегося в трудной и ожесточенной борьбе. Но материальная основа японской армии не соответствовала требованиям современной войны. Доктрина могла помочь в достижении успеха лишь до тех пор, пока японских танков и артиллерийских орудий не оказалось слишком мало, чтобы решительно повлиять на исход боя. Из–за этого японские пехотинцы, вооруженные лишь бутылками с бензином, были вынуждены противостоять атакам советских танков и пехоты, поддерживаемых многочисленной артиллерией. Это означало, что при наступлении японцы не смогут достигнуть своей цели, которой являлось поражение вражеской пехоты.
Стереотипные представления о противнике также отрицательно влияли на проведение операций японской армии. Японские командующие не могли поверить, что Советы способны сосредоточить столько живой силы и техники так далеко от железной дороги. Кроме того, японцы отвергали мысль, что противник может сам адаптироваться к японской тактике. На уровне дивизии это означало, что японские командиры были ошеломлены, когда их беспрецедентно мощная (для японской армии) артиллерийская подготовка перед наступлением 23 июля вызвала еще более сильный контрбатарейный огонь советской артиллерии. На уровне батальона это значило, что японские солдаты каждый день несли потери от частых обстрелов советской артиллерии, потому что японская артиллерия была гораздо слабее в количественном отношении и не могла заставить замолчать советские пушки.
Кроме того, японцы просто недооценивали противника. Подполковник Адзума повел свой отряд в ловушку, потому что считал противника слабым. Сходным образом, солдаты 7-я дивизии, выдвигавшейся к Номонгану, были уверены в легкой победе. Из–за столь предвзятого мнения поражение для японцев было еще более ошеломляющим. Советское же командование, по каким бы то ни было причинам, относилось к японской угрозе очень серьезно, и готово было задействовать все людские и материальные ресурсы, необходимые, чтобы нанести японцам поражение.
Когда японцы в августе перешли к обороне, они оказались вынуждены действовать в доктринальном вакууме. Доктрина японской армии предусматривала оборону позиции только в порядке подготовки к контратаке. Неудивительно, что сначала японские солдаты оборудовали ненадежные убежища, потому что считали, что скоро покинут эти позиции и снова перейдут в наступление. После того, как советская артиллерия разрушила эти убежища, японцы стали окапываться основательнее. Отход от доктрины также повлиял на действия разведки. Японская доктрина, основанная на маневре и внезапности, предполагала, что противник должен быть дезорганизован и лишь реагировать на действия японцев. Нельзя сказать, что японское командование на всех уровнях игнорировало поступающие данные разведки о готовящемся советском наступлении. Но японцы не смогли должным образом оценить эту информацию. Одна из причин этого в следующем: японцы были настолько заняты идеей контрнаступления, что упустили вероятность того, что крупномасштабное советское наступление может просто лишить их возможности контратаковать.
Одно заблуждение японцев вело к другому. Так как они считали советское командование негибким, его тактика представлялась слишком косной, чтобы преодолеть японскую оборону. Таким образом, любое советское наступление должно было закончиться неудачей, после чего японцы смогут контратаковать и разгромить противника. В реальности вышло так, что советские войска продемонстрировали способность адаптироваться, например, в способах защиты своих легких танков, тогда как японцы, напротив, проявили негибкость.