Non Cursum Perficio (СИ)

Рыжик вздрогнул. Уронил фонарик – тот, зашипев, погас в снегу. Стремительной иглой нырнул вперёд, к берегу, рассекая собой ставшее вдруг плотным, как ткань, пространство. Леди Джанне незначаще, рассеянно улыбалась, глядя поверх собственного отражения на оцепенело и безвольно идущую к ней Ленточку. Мятые алые маки в растрёпанных белых волосах; пальцы со ссаженными костяшками и обломанными ногтями стискивают стеклянный фонарик, на белых щеках застывают, рубиново блестя, капельки крови…

-А-ах… – пролетел над озером общий вздох облегчения, и лишь некоторые девушки мяли в руках кружева платьев и кусали губы, прощаясь с подружкой.

-Джанне! Джанне!! – на лёд вдруг всклокоченной птахой вылетел Рыжик и, оскальзываясь, бросился к вопросительно вскинувшей брови Ртутной Деве. – Ты нарочно выбрала её, Джанне, дырявое твоё сердце, не отрицай!

-Не тебе судить любящую женщину за её выбор, как бы чудовищен он ни был, Марджере, – тихо отозвалась леди Джанне, исподлобья глядя Рыжику в глаза.

–Особенно, если выбора-то никакого и нет… И не ты ли сам сделал моё сердце дырявым, пронзив его навылет острой сталью? Отойди, Марджере. Не мешай ткани ткаться, а нитям – создавать узор… ты умеешь зашивать, а не шить. А это большая разница, Игла.

С минуту они буравили друг друга взглядами – Рыжик с отчаянием и ненавистью, леди Джанне с хладнокровной непреклонностью.

-Кто здесь? – звякнула подошедшая Ленточка, жалобно кривя рот и инстинктивно пытаясь подцепить край бинта на глазах. Леди Джанне наотмашь шлёпнула её по руке:

-Успокойся, девчонка! Твои глаза давно выклевали привокзальные вороны, что ты пытаешься тут увидеть?

-Здесь Рыжик, я слышала его голос… и я чувствую его аромат, как будто осенняя листва, – Ленточка неожиданно зло оскалилась, резко шагнув вперёд, и Ртутная Дева поневоле отшатнулась, цокнув высокими каблучками по зеркальному льду. Рыжик поймал свободную руку Ленточки:

-Придётся тебе пересмотреть свой выбор, Джанне. Ты могла получить меня и пользоваться мною в обмен на второй шов – но я не дам тебе распоряжаться жизнями тех, кто мне дорог.

-Ты так думаешь, Марджере? Нет, правда? – Ртутная Дева подцепила ногтём его подбородок и сладко улыбнулась. – Что же, я дам возможность выбрать и тебе… Согласно законам Некоузья, лёд в День перемены должен разбить либо названный мною обитатель Депо, либо тот, кому только предстоит им стать. Раз в год, Марджере, на ртутные озёра приходит новый потерянный пассажир, растерзанный привокзальными воронами, – как раз на то место, что освобождает отпущенная душа. Не хочешь, чтобы лёд разбила Ленточка – тогда я отдам ключ нашей новой гостье… ты согласен?

-Рыжик, Рыжик, тёмный ангел, – лихорадочно зашептала Ленточка, вцепившись Рыжику в руку, притиснувшись к нему, дрожа, пряча измученное, заплаканное личико на его плече.

-Спаси меня, прошу… Я не хочу исчезать, мне страшно, Рыжик, не отпускай меня, не бросай свою Ленточку… Я ведь люблю тебя, как ртуть и маки, как горячий снег, как белые бинты, правда…

Её обломанные ногти так впились в ладонь Рыжика, что на белой коже остались глубокие следы. Рыжик поморщился и мотнул головой, чтобы леди Джанне, наконец, отпустила. Прикусил губу. У его ног дрожал последний отблеск заката, а в душе, готовое уронить её и разбить даже не вдребезги, а в стеклянную пыль, дрожало понимание. Осознание того, что сейчас произойдёт, вот-вот, через минуту. Запах снега и свечного воска смешивался с ароматом роз.

-А кто… кто придёт на место Ленточки? – еле слышно прошептал Рыжик, отражаясь в диких, серебристых, одновременно торжествующих и почему-то очень грустных глазах леди Джанне. Та цокнула язычком, тряхнув длинными волосами:

-Твоя родственница, в каком-то смысле. Ты, Марджере, у нас Иголка, а в Депо к нам сегодня пожаловала Булавка… где она, не вижу? Мария, присоединяйтесь к нам, мы вас ждём.

На берегу после этих слов произошло какое-то шевеление. От призрачной стайки кружевных барышень отделилась высокая фигурка в свадебном платье с заплатками из старых, выпачканных засохшей кровью бинтов. Повязка из плотного белого холста на глазах не могла скрыть красоты высокоскулого, смуглого лица с чувственными губами… Губами, каждый уголок которых, каждую трещинку Рыжик выучил наизусть и мог узнать на ощупь хоть в полной темноте и даже без глаз. Да, он чуял. Он знал это заранее, пусть и не хотел верить всем приметам надвигающейся беды – а сейчас стоял и смотрел, как ему навстречу, неловко переступая по зеркальному льду, шла Мария Оркилья. Мария Оркилья в изорванном свадебном платье, с распущенными чёрными локонами под фатой из снега, с дрожащим огоньком фонарика в руке… Невеста смерти. Его невеста, больше не помнящая о той любви, что привела её сюда… вообще ничего уже не помнящая.

-Добрый вечер, леди Джанне, – заговорила Мария, подойдя и зачем-то вытянув вперёд руку с фонариком. Она как будто хотела осветить ту темноту, что стала для неё вечным наказанием.