-На Сао Седара? Ну, во-первых, он с самого начала ставил мне палки в колёса. Зарезал мой проект у Норда, пришлось пробивать его всякими окольными путями, через уговоры, угрозы и пару убийств... – начала загибать пальчики Ливали, отхлёбывая какао из чашки в другой руке. Камилло и Бонита таращились на неё в почти суеверном ужасе, вообще не понимая, чего ожидать от этого белого ландыша с повадками чёрной мамбы.
-Во-вторых, – чуть ли не с удовольствием вспоминала Ливали, – Сао Седар, после того как я несколько лет проработала комендантом общаги химиков и навела там порядок, первым подал всяким там генералам и хирургам мысль о том, что от меня нужно избавиться. Как обычно, со своей индусской хитропопостью тявкнул что-то один раз и слился в кусты, моя хатка с краю. Всё, дальше всё было проделано практически без его участия, он остался чистенький и святой, как всегда, даже манжет не испачкал... Только вот в ту ночь, когда меня сожгли в крематории...
Элен наградила их нежной улыбкой, от которой продирал мороз по коже, и слизнула шоколадную каплю с бока чашки. Бонита кусал губы: он отлично помнил, как на него обрушилась вся боль Элен, как он выл и рвал обои на стенах своей комнаты в попытках вдохнуть. И сейчас ему было жутко от тех воркующих интонаций, с которыми Ливали вспоминала теперь собственную ужасную смерть.
-В ту ночь Сао Седар стоял на стрёме в холле моего корпуса, пока лучшие умы Антинеля наверху заламывали руки беззащитной девушке. Как я потом узнала, там на него наткнулся Норд. И логично вопросил, почему директор нулевого отдела в третьем часу ночи смолит сигарету за сигаретой и нервно озирается, стоя в пустом фойе чужой общаги. Седар был близок к тому, чтобы всех сдать и выйти сухим из воды – пока они разговаривали, ему пришла смс от тогдашнего директора 7 корпуса, Коркорана: «Мы спускаемся. Всё чисто?». Да, не скрою, Норд был тираном, но он точно не одобрил бы несанкционированное с его стороны убийство... Не потому, что это убийство, а потому, что у него никто не спросил разрешения. Сао Седар мог бы спасти меня, вымолив для меня амнистию у Норда. Но у него хватило силы ненависти и духа увести Норда из холла к себе в корпус и отвлекать его там великосветскими беседами, пока я горела заживо... Впрочем, Сао Седар этого не помнит. Счастливый индусский мальчик. Сделал бяку и выкинул из головы.
Элен звонко рассмеялась, откинув голову, но в этом смехе не было ни капли веселья. Её сияние угасло, и пряталось теперь где-то на самом донышке зрачков, вспыхивая, лишь когда Элен смотрела на Поля. Вытерев губы запястьем, она оживлённо осведомилась:
-Что ты ещё хотел бы узнать обо мне, Полли? О том, как я жила без любви, но с великой целью – так и не заполнившей пустоту в моей душе?..
-Откуда ты всё это ... узнала? О поступке Сао Седара, о том, что Оркилья носит ребёнка Норда, даже о том, что я работаю в Антинеле?
-О, – Элен хитро улыбнулась и позвонила в маленький колокольчик, вызывая принципалку, чтобы принесла ещё какао. Ей нравилось всё рассказывать Полли – он так очевидно переживал за неё, что даже не замечал, как грызёт себе губы, роняя алые капли. А это значило, что он до сих пор любит свою Элли. У неё даже разыгрался аппетит, хотя обычно, питаясь энергией уз, Ливали ела совсем мало. Под взглядом любимых серых глаз Элен чувствовала, что оживает. Словно всё это время она была заводной куклой, пролежавшей в ящике с опилками, и лишь сейчас её вытащили оттуда, до упора заведя ключом, заставив шёлковое сердце биться, а тело – трепетать пойманной в сладкий плен цветка бабочкой.
Подождав, пока беленькая девочка уберёт грязную посуду и поставит всем по новой чашке какао на подлокотник кресла, Ливали сказала:
-Мне напела обо всём одна маленькая птичка, мой хороший. Мы уже сегодня упоминали о ней, вскользь. Камилло Диксон хорошо знает, как далеко могут некоторых завести одни лишь благие намерения... и попытки понять того, кого лучше всего оставить в покое. В его же темноте... Но не всем ведь быть светло-ромашковыми, как ты, или нежно-ландышевыми, как я, правда, мухняшка? Кто-то, как ни старается, вечно всё измазывает вишнёвым соком... кровью. Чужой кровью. Во имя давно мёртвых идеалов. Это такая судьба – страшная судьба, надо заметить – быть оруженосцем на вечной войне за иллюзорное равновесие света и тьмы. Я не думаю, что он сам рад быть… таким.
Диксон, который при виде новой чашки какао уже полез было в карман, замер в неудобной позе, уставясь на Элен. Та смотрела серьёзно, без насмешки или своей непонятной игривости; казалось, она чем-то огорчена. Разглаживая складки на подоле белого платья, она тихо добавила: