Non Cursum Perficio (СИ)

-Благодарю, с радостью, – Рыжик вежливо склонил голову, но даже его хорошие манеры не могли улучшить впечатление от лишённого всяческой теплоты голоса. «Точно какого-нибудь политика отпрыск, – подумал Камилло. – Они все такие… замороженные. Пока горя как следует не нахлебается со своим желанием быть свободным и независимым, так и будет ходить с миной Снежной Королевы и цедить сквозь зубы… Ладно, с меня не убудет напоить это чудо в перьях чайком. Заодно поможет мне из магазина продукты на мою верхотуру затащить…» – Камилло обитал на последнем, шестом этаже довоенного дома без лифта.

Мокрый асфальт блестел в лучах фар, в натопленном тёмном салоне клонило в сон. Удача улыбнулась Камилло – несмотря на вечер пятницы, время многокилометровых пробок, дорога была пуста и свободна, как взлётная полоса.

До Фабричного квартала они добрались, когда уже совсем стемнело. Свет слабых жёлтых фонарей дробился и отражался в лужах, дождь шелестел и шуршал в густых кронах американских клёнов. Камилло оставил «Паккард» на стоянке и не с первой попытки открыл свои инвалидский зонтик – жёлтый в коричневую клеточку. Рыжик поспешил спрятаться от холодных капель под этой эфемерной защитой, прижавшись боком к рукаву пиджака Камилло.

-Не люблю дождь, – тихо сказал он, поправляя на плече свой рюкзачок и глядя на уютно светящиеся окна кирпичной многоэтажки напротив. Если бы Диксон посмотрел в этот момент ему в лицо, то увидел бы в чёрных глазах Рыжика усталую печаль.

-Да, осень – невесёлое время, особенно ноябрь, – на автопилоте подтвердил Камилло и зачем-то добавил, – в ноябре Адель умерла. Жена моя. От рака крови. Пять лет назад.

-Плохой месяц ноябрь, отчаянный, – помолчав, откликнулся Рыжик. – И февраль не лучше. Агония зимы и полная бессмысленность. В эти дни серых небес так не хватает тепла…

Камилло ничего не ответил, но на своего нечаянного попутчика посмотрел с ощутимой симпатией. Редко когда встретишь человека, который говорит то, что ты думаешь. Ощущения Диксона в этот момент были, как будто где-то у него в душе зажглась лампочка. Или что-то возле того. Камилло никогда не был мастером облекать свои мысли и ощущения в слитки слов.

-В магазин нужно зайти, – продолжением каких-то подкорковых мыслительных процессов заметил Камилло. – Уже должны свежий хлеб завезти. Его в семь часов всегда завозят.

Рыжик кивнул, вбирая в себя ощущения осени. Плеск дождя, запахи прелых листьев, холод, свет тусклых фонарей, лязганье троллейбусных проводов за домами, аромат свежего хлеба тонкой струйкой из дверей магазина… В такие моменты ему нравилось жить. В такие моменты он кончиками нервов ощущал тонкие-тонкие грани, отделявшие его жизнь от странных, чужих миров, от этих тёплых огней, дрожащих за шторами, от сонных улочек, засыпанных листвой. Тонкие-тонкие пальцы, нежно проводящие по щеке, оставляющие холод и дрожь – пузырьками шампанского в прохладной полынной крови. Рыжик поднял лицо к небу, и по его бледной щеке скатилась блеснувшая в свете фонарей капелька – слезинка осени. Не люблю дождь и слёзы…

Камилло молча положил руку Рыжику на плечо. Ему казалось, что он видит эту улицу с облетающими клёнами и лужами на тротуарах первый раз в жизни. Как он ни старался, так и не смог вспомнить её названия. Дождь, вечер. Осень…

Не сговариваясь, они одновременно шагнули вперёд и двинулись под одним зонтом к манившему уютом магазинчику «Вкусняша». Стараясь не расплескать странное ощущение повторяющегося сна о чём-то таинственном и родном, Диксон купил буханку ещё горячего хлеба, молока и пахнущих свежестью яблок.

-Возьмите ещё кофе в зёрнах и корицы, – шепнул Рыжик. Он стоял где-то за левым плечом Камилло, собирая на ресницы блёстки света и карамельные запахи кондитерского отдела.

-Спасибо, – искренне откликнулся Диксон, вспомнивший, что кофы у него оставалось на донышке, и что он утром клялся себе, что не забудет закупить божественного напитка перед выходными. Нагруженные двумя бумажными пакетами, они опять вышли в вечер и дождь, и побрели домой, наслаждаясь предвкушением тепла, осенним молчанием и обществом друг друга.

«А ведь если бы Адель тогда не сделала аборт, моему сыну сейчас было бы столько же, сколько Рыжику», – подумал Камилло, и эта мысль почему-то испугала его. В ней был какой-то намёк и непонятное обещание. Диксон поудобнее перехватил пакет с яблоками, и, ускорив шаг, свернул к своему угловому подъезду. Под бетонным козырьком с кустиками мха светила тусклая лампочка на сорок свечей без плафона.

«Совсем не похоже на Аннаполис магистральной оси, – размышлял Рыжик отрешённо. – Скорее всего, какая-то грань по линии Северная – Никельский округ… Тут совсем рядом гиблые земли, восхитительное и страшное Некоузье. Недаром на пустырях пропадают девочки – в принципалки наверняка забирают, в Кирпичное. И ни при чём тут маньяк. Точно эта линия, рядом с конечной трамвая 67д. Потому и ехали мы два часа вместо двадцати минут. Этого Фабричного квартала нет ни на одной карте, кроме меркаторских карт Ангелов дороги из Кронверка… Впрочем, и Антинеля на них тоже нет».