Нона из Девятого дома

Ее новая комната под землей оказалась очень просторной, размером почти с их кухню и гостиную, и совсем пустой, если не считать кровати, стула и стола, заваленного иглами. Свет был приглушен, тени сливались друг с другом. Рядом с кроватью стояла стойка, на которой висел пластиковый пакет с прозрачной жидкостью. Жидкость по трубке переливалась в капитана, которая лежала на спине в белых простынях, одетая во что-то напоминавшее худшую ночную рубашку Ноны.

Корона заставила их обработать руки антибактериальным гелем и следила, чтобы они его как следует втерли.

– К ней что попало пристает, – сказала она.

Как только они это сделали, им разрешили подойти.

Глаза капитана были закрыты, веки слегка опухли и казались почти фиолетовыми, как будто кто-то ударил ее. Черные волосы были заплетены и убраны с лица, открывая очень раннее серебро на висках, но больше ничего красивого в ее внешности не осталось. Кожа пересохла и плотно облепила кости, скулы и квадратный подбородок выглядели так, будто вот-вот прорвут кожу. Лежа она казалась совсем худой и неподвижной. Нона ее жалела, хотя капитан выглядела очень странной.

Камилла немедленно подошла к кровати. Она посмотрела на пакет прозрачной жидкости и протянула руку, чтобы коснуться мертвой бронзы запястья капитана.

– Как они ее кормят?

– Через рот. Через зонд тоже кормили. Все довольно примитивно, если честно.

– Она обезвожена. Кто ее кормит?

– Пару раз она справлялась сама, в хорошие дни. Когда эта штука находилась как можно дальше на своей орбите. Здесь нет таких героев, как ты.

Нона выглянула из-за руки Камиллы. Черные брови капитана сомкнулись, и лицо ее приняло ужасное выражение: плоская мешанина черт так напугала Нону, что ей снова захотелось в туалет. И тут капитан открыла рот и заговорила, перемежая слова судорожными вдохами:

– Прах к праху моему – звездная соль – что они сделали с тобой, и что вырвали у тебя, и какую форму они тебе придали – мы еще тебя видим – мы еще тебя ищем – мы убиваем – мы те, кто убивает, – ты невольное орудие – неверно использованное – вернись к нам – отомсти за нас – мы видели тебя – мы видим тебя – я вижу тебя.

Хриплое дыхание перешло в сдавленный вой, и тело капитана рванулось вверх. Она извивалась, как рыба, повисшая на леске. Маленькая зеленая коробочка, которую Нона приняла за часы, настойчиво запищала. Корона подалась вперед, но Камилла коротко сказала:

– Пусти меня. Ее сердцу недостаточно крови.

Кэм положила руку на грудь капитана, а другой нетерпеливо сдернула тонированные очки. Нона взяла их и погладила теплую сталь: они ей нравились, пока их никто не надевал. Камилла спросила:

– Что у нее с почками? Что ей дают от давления?

– Медицинский растворитель, но…

– Так и думала. Дай мне секунду.

Руки Камиллы давили, как будто прижимая Юдифь к кровати. Прошло столько времени, что Нона от волнения чуть не прокусила язык, и тут капитан обмякла. Ужасное выражение исчезло с ее лица, которое стало вялым и почти мирным. Корона не стала вздыхать или вскрикивать с облегчением – она с такой силой кусала губы, что они потрескались и теперь были алыми, как накрашенные.

Руки Камиллы зависли над грудью капитана, словно пытаясь поймать ее сердце.

– Это сработает. Снимите ее с антикоагулянтов. Эти компульсивные крики часто происходят?

– В последнее время да, – сказала Корона после очередной паузы, – я не уверена, что ей по-настоящему больно… Паламед.

Паламед ничего не сказал, просто весьма неплохо сымитировал выражение лица Камиллы: одна бровь изогнута, губы неподвижны. Корона улыбнулась и сказала:

– Сегодня это было довольно очевидно. Вали отсюда, Главный страж.

– Надеюсь, ты не подделала неотложное состояние, чтобы поймать меня, принцесса, – тяжело сказал он.

– Хотелось бы. Хорошо бы у нас хватило на это ума. Не паникуй, нас не прослушивают. Я знала, что ты уже не в костяных лапах Девятых. Я не знаю, что вы с Кэм сделали, Секстус, но я никому не скажу. Я не говорила, хотя давно знаю. Это было просто… подтверждение.

– Да хрена с два. Ты просто догадалась, – сказал Паламед.

– Нет. Ты не отреагировал на «Милли», а она ненавидит это имя.

– И раньше ненавидела. Людей, которые для нее куда дороже тебя, убивали и за меньшее.

Корона лениво сдвинула брови, как будто слишком устала, чтобы часто менять выражение лица. Нона не поняла, почему Паламед сморщил нос, как будто унюхал что-то неприятное.

– Капитан, Кэм и я много времени провели вместе, ты знаешь, – в конце концов протянула она. – Я не говорю, что поняла по тому, как ты двигаешься или говоришь. Ты безупречен, честное слово. Я поняла, потому что… потому что она перестала быть такой несчастной. Все время, что я ее знала, она горевала… и я тоже горевала, и капитан. И мы… я и она… страдали достаточно, чтобы драться из-за этого, а потом Камилла пропала. Камиллы не было, а потом мы встретили Харрохак, и она вернулась. Вот и все. Что ты сделал?