Нона из Девятого дома

А вот Камилла внезапно расслабилась. Она сидела за столом и шарила в карманах своих мешковатых хлопковых штанов.

– Нона, ты идешь или остаешься? – спросила она.

Нона поколебалась.

– Иду. Нет, остаюсь. Нет, иду. Я нужна Табаско. Только… Камилла, береги себя. Я так тебя люблю.

– Это быстро. Иди, когда я скажу. – Кэм улыбнулась Ноне своей чудесной улыбкой, из-за которой Ноне казалось, что она могла бы влюбиться в Камиллу навеки, жениться на ней и, возможно, завести собаку.

– Они нужны тебе живыми? – спросила Камилла у Страсти. Выражение лица у той стало еще жестче.

– Нет.

– Нона, – сказала Кэм, – не возвращайся, пока мы не придем за тобой. Иди.

Нона побежала. Она нащупала дверь рядом с дверью учительской и бросилась внутрь, затем закрыла дверь за собой. Ее шаги стучали по линолеуму, а дверь ужасно скрипела, потому что Кевин любил висеть на дверях, чтобы они издавали как можно более противные звуки и как можно дольше. Это походило на сирену в наступившей тишине, даже хуже, и Нона обрадовалась, когда дверь закрылась позади нее. Затем она полетела по темному, сумрачному коридору, который обычно был для нее и всей банды источником невыразимого и приятного ужаса. Коридор был таким узким, а стены такими сырыми и темными… Добравшись до генераторной, она заколотила в дверь, пока не вспомнила, что сама должна ее открыть. Ключ все еще торчал в замке. Она повернула его потными пальцами и отодвинула защелку, чуть не споткнулась на ступеньке и сказала:

– Табаско, это я, я.

В генераторной было тихо и темно, если не считать небольшого светового окна над внутренней дверью и еще одного, выходящего на улицу, но там стояло здание повыше, так что в это окно проникал тошнотворный зеленоватый свет. Когда генератор был включен, он обычно производил громкие свистящие звуки, такие, которые приводили малышей в ужас, потому что Чести говорил им, что генератор топят маленькими детьми. Не то чтобы ему верили, но история неприятная. Табаско лежала, свернувшись калачиком, перед генератором. Ее тошнило, кисло и сильно пахло рвотой, но Ноне было плевать. Она подошла к Табаско и перевернула ее.

Табаско посмотрела на нее, но в то же время не посмотрела. Взгляд у нее был странный. Она смотрела на Нону, пока та доставала из кармана старый бумажный платок и вытирала Табаско нос и рот.

– Это я, Табаско. Это Нона.

– Я это придумала? – ясно сказала Табаско.

Нона не знала, что это значит, поэтому сказала:

– Да, все в порядке. Я в порядке.

Табаско сказала более решительно и с большим удивлением:

– Я это придумала.

– Да, только в здании люди, и нам придется сидеть здесь, потому что они пришли похитить Ангела, – объяснила Нона.

– У нее есть телохранитель.

– Да, – согласилась Нона.

– Глупо, – сказала Табаско. – Глупо. Плохо следила за ней. Не видела знаков. Не смотрела. Нона… я это все придумала?

Нона решила согласиться с этим, раз уж это было так важно для Табаско.

– Да, ты это придумала.

Рука Табаско все еще немного дрожала. Больно ей, кажется, не было, но она дрожала. Рубашка задралась, и Нона увидела не только мягкие чешуйки ожогов по животу, но и пистолет, заткнутый за пояс. Нона встревожилась.

– Табаско, не носи пушку так. Пирра говорит, что все, кто носит оружие в штанах, рано или поздно отстрелят себе яйца. Это, конечно, очень грубо, но я верю.

Лицо Табаско дрогнуло и смягчилось.

– Ты такая милая.

В коридоре и за ним послышался сильный грохот, а потом чудовищный громкий хлопок – примерно так же Пирра хлопала кухонным полотенцем – и очень короткий крик. Табаско села так быстро, что Ноне оставалось только силой уложить ее обратно. Она попыталась добраться до двери, так что Ноне пришлось привалиться к ней всем телом, прижать ее к полу, обхватив руками и ногами, как будто она была ребенком Табаско и пряталась у нее в сумке. Обе рухнули на пол, и громкое гулкое БУМ-БАМ-БЛАМ слегка их оглушило. Звук выстрела прокатился по коридору куда раскатистее, чем обычные короткие выстрелы. Табаско вздрогнула в руках Ноны и обмякла.

– Я это выдумала? Все это? Да?

– Да, все это, – сказала Нона, а затем в порыве честности спросила: – Табаско, а что ты придумала?

– Тебе пуля попала в голову.

Нона попыталась вспомнить все, что Чести когда-либо говорил ей о лжи, вранье и неправде.

– Ты думаешь, что так и было, – хитро сказала она, – но это не так.

– У тебя дыра была в голове.

Нону, измученную враньем, спас от необходимости придумывать подробности еще один громкий выстрел, долгий пронзительный крик и грохот разбитого стекла. Крик, кажется, донесся с улицы, а потом крики прекратились. Нона обнимала Табаско очень крепко, а почувствовав, что Табаско обняла ее в ответ, поняла, что та будет в порядке. Они лежали вместе в душной вонючей темноте, прислушиваясь к звукам, доносящимся из коридора.