Нора под миром

— Опять двадцать пять. — вздохнул Виктор. — Мы говорим о своём, о родимом. Нам хочется иметь своё, а мы вынуждены повторять чужое. Да я бы душу продал чёрту, если бы знал, как нам сделать не просто, чтоб не хуже, а чтобы по-нашему и лучше!

— Для этого надо, как минимум, верить, что наши люди такое могут. — ответил Лён. — Вы верите, что прямо здесь, на этом самом месте, может быть нечто такое, отчего можно сойти с ума?

— Конечно есть, — усмехнулся Кондаков. — Когда я вижу наших мужиков, жру-щих «бибику», то понимаю, что страна давно сошла с ума.

Все расхохотались.

Семёнов вдруг насторожился и приподнялся с чурбачка. Костерок негромко потрескивал и в его свете было не разглядеть, что там делается за забором. Улич-ное освещение в Блошках было понятием абстрактным.

Откуда-то издалека нарастал нечеловеческий рёв. Калитка распахнулась, как от выстрела.

— Пожар, пожар! Горим!!! — дико вопил Леший, врываясь в тихий садик и бе-шено вращая вытаращенными глазами.

— Где пожар?!! Что горит?!! — все ринулись на улицу и растерянно завертелись вокруг себя. Нигде ничто не полыхало.

— Всё, всё пропало! — горестно бубнил мужик. Он обнаружил бутылку с пше-ничной водкой и сунул горлышко в щербатый рот. Быстро двигая заросшим кады-ком, Леший выпил всё и утёрся рукавом.

— Где горит? — сунулся к нему Семёнов.

— В душе горит! — страстно поведал Леший.

После недолгого смеха все вернулись к костерку.

— Вы не поверите! — с большими глазами рассказывал лесник. — Проснулся, глянь в окно. А там такая харя!

Он перекрестился.

— А на что похожа? — потешаясь, спросил Борис.

— Ну… — Леший призадумался. — Рожа-то как у кабана, а глазки человечьи.

— И он так говорит: есть чего выпить? — продолжил Димка, помощник освети-теля.

— А ты откеле знаешь? — ужаснулся перепуганный лесник. — А чо, есть чо вы-пить?

— Антонина Андреевна, — когда утих смех, спросила Наташа, — а кто такие кар-туши?

— Я их придумала. — отвечала та. — Только слово где-то услыхала.

— Картуши, — придя в состояние, близкое к ступору, нутром провещал Леший и свёл глаза на кончик носа. — это такая, не к ночи будь сказано, нечиста сила. Пос-ледний раз они тут бывали перед войной. Тут у нас история была одна. Я-то был тогда парнишкой вон как Левонид. Только я её не помню.

Он развёл глаза и очень удивился, увидев прямо перед собой невесть откуда взявшуюся стопочку. Выпил, крякнул с одобрением и продолжал:

— Цыгане тут у нас тогда в лесу гостили. Их совецка власть гоняла, да и кому нужны такие дармоеды? Тогда, понятно: ежели ты не в колхозе, так, значит, на за-воде. А если ни в тех, ни в сех — значит, ты никто. А в те поры у нас был кузнецом Митряй Варюхин, вон энтих дармоедов батя. Хороший был кузнец, да от самогону чуть не околел. А тут дело к сенокосу, дел в кузне невпроворот. А цыгане, будь они неладны, вон там, где раньше шла дорога, поставили свои палатки. Тогды та-кого леса тут не было, а было чисто поле, луг тоись. Тык вот, я, значит, про Марь-ку-то и говорю… Какую Марьку? Тык, как какую Марьку? — Лушкину сестру! Вон дом-то ейный через дорогу!

Ну да… так вот… Сама Лукерья была сопля соплёй, а евонная сестра, Марий-ка, красивая была! Как вечер, так за ею парни шастать под окном. Гулдычут, кли-кают! А бабка Воробьиха подстережёт, да хлысь помоями под ноги! Я маленький был, всё подглядывал с робятами! Тогды народу было много по деревням-то! Пач-портов на руки не давали, где родились, там спину гнули, там и помирали! Чего-то мне печально очень на душе! Налей-ка, Саня, мне стаканчик! Ну да, вот я и гово-рю: красивая была она, Мария. А у цыганов тоже был свой молодец. У их ведь, не смотри, что перекати-поле весь народ, имена-то християнские! Всё Ваньки, Гриш-ки да Архипки! Вот этого и звали совсем по-нашенски: Сергеем! А нам-то, ребя-тишкам, всё в забаву! Мы давай за ними бегать да подсматривать.

Их уж хотели гнать отседова с милицией, да тут возьми и захворай кузнец-то наш, вон энтих обормотов батя! Чегой-то дальше я забыл… Благодарствую, к та-кенной выпивке закусь не нужна. Ну, а у цыгана, знамо дело, к кузнечному-то ре-меслу, как к воровству, душа лежит! Серёга и давай тут заместо Варюхина Митряя дуть в поддувала! Да и остались так, всем табором, покуда не погонят. Не, лиш-него не наговорю: в своём колхозе чтоб воровать, такого не было! Да только Марьке ентой вся эта дела на пользу не пошла. Она с Сергеем энтим чуть не вен-чаться. А был у ей один хороший ухажёр, самого председателя сынок.

Митряй как прохворался, так и встал у наковальни, а цыгане, значит, пущай ступают, откелева пришли. Вот Марька и надумала бежать со своим цыганом. Из-вестно дело — девка дура! Куда бежать без пачпортов?! В шатрах что ля тряпиш-ный ехних прятаться?! Такая дела, я прямо не могу! Как вспомню, так и плачу. Спасибо, братцы, что не оставили меня, лекарствица налили, дай вам Бог здоро-вья!