Редактирование генома, цикл лекций и научных публикаций: предпосылки и последствия, возможности. Влияние фантастической литературы на общественное мнение и гипотезы ученых, влияние информационного поля на отношение к проблеме.
Законопроекты оборонки: состав формирований, минорные изменения по срокам службы и тому самому субсидированию ген-модификаций. Законодательное закрепление за модификантами мест в формированиях, разделение модов, киберов и андроидов. Давно назревало, а тут, вроде как, и само написалось.
Гражданский кодекс: новая редакция с учетом срока жизни и особенности модификантов и ген-модифицированных.
И прочее, прочее, прочее.
Игнат читал и вспоминал Джессику. Она называла модов людьми. Руж себя человеком не считал, Игнат помнил. Вот только то, что он делал сейчас, медленно, но верно толкало Коалицию к позиции Либерти. И даже дальше. Руж играл с огнем.
Вдвойне — потому что статьи о нем Игнат тоже читал. Герой, повторивший свой подвиг, герой, сбежавший на фронт рядовым модификантом, герой, плечом к плечу сражавшийся эти годы вместе с простыми солдатами. Репортеры превозносили Алого, женщины и дети писали кипятком, в штабе косились восторженно и подозрительно. Второе — позволяли себе немногие. Здесь Ружа боялись.
Генштаб встретил фоновым шумом чужих разговоров. Игнат улыбался знакомым, отвечал на приветствия и упорно продвигался в сторону своего кабинета. Заняло больше времени, чем ожидалось, но он справился, убрал планшет, включил терминал, привычно сделал два кофе и понес один из них высокому начальству. Руж был в кабинете не один: напротив него сидел Блэк — еще один герой и кумир Игнатова детства. Блэк что-то доказывал на повышенных тонах, Руж улыбался, холодно и равнодушно, негромко возражал. Когда он зашел, оба замолчали, но улыбка мода стала чуть шире и теплее.
— Доброе утро, Игнат, — Блэк тоже вежливо растянул губы. Иногда Игнату казалось, что он раздражает этого человека, безумно раздражает. — Можно мне тоже кофе?
— Разумеется, я сейчас…
— У тебя сломалась кофемашина? — интонация Ружа была безупречно спокойной. — Посмотреть? Починить?
— Благодарю, она работает.
Намек Блэк понял, поднялся, попрощался и ушел. Губы Ружа на долю секунды презрительно дрогнули вслед закрывшейся двери, но широкая улыбка вернулась на них почти моментально. Широкая и дивно довольная.
— Социологам писал? — спросил он, делая первый ленивый глоток.
— Да, — Игнат кивнул, присаживаясь на край свободного кресла. — Вчера еще.
— Поздравляю, сработало, — ухмыльнулся Руж совсем радостно. — Нас вежливо выгоняют к заокеанским друзьям рассказывать про достижения в области генетики.
— А мы выгоняемся?
— Разумеется, нет, — он поставил чашку на стол и потянулся, разминая плечи. — Мы устраиваем пресс-конференцию, я позвал пару человек.
Пару десятков человек, зная этого безумного модификанта. Игнат улыбнулся:
— Рассказывать про генетику? — Руж молчал и смотрел на дверь неприятным, колючим взглядом. На ту самую дверь, за которой скрылся Блэк. Очень неприятным и очень холодным взглядом. — Руж?
Мод медленно моргнул, перевел взгляд на него.
— Нет, Игнат, — он залпом допил кофе и медленно облизал губы. — Рассказывать мы будем про изменения внешней политики, наше с тобой фронтовое прошлое, спецоперации и необходимость переговоров с Либерти.
— Но…
Паззл рассыпался на мелкие кусочки, на тысячи еще более мелких и запутанных кусочков, нежели в прошлый раз. Либерти. Война без компромиссов, без перемирий. Страшная война, идеологическая война.
Переговоры.
Игнат не мог найти слов, просто сидел, глядя в совершенное лицо, в стальные глаза, веселые и равнодушные одновременно, и пульс глухо бился в горле, поднимался откуда-то из глубин яростным, отчаянным смехом. Игнат сидел и думал, что надо быстрее купить Летти выбранное ею платье. И сыграть, наконец, свадьбу.
Потому что Руж не остановится.
Потому что он сам — будет с ним. До конца.
Каким бы этот конец не был.