Норби

Газету я купил в киоске возле метро, даже не взглянув, просто ткнул пальцем. Как выяснилось, «Матэн», вчерашняя. С первой страницы мне радостно улыбался французский премьер Эдуар Деладье. Я расстелил газету поверх мокрых камней и принялся разгружать портфель, время от времени оглядываясь назад. Анна связана, слух у меня чуткий, но с Мухоловкой лучше не шутить.

Ее досье попало к нам вместе с архивом бывшего министра Дивича. Купить документы предложил Николя Легран и даже вызвался ради этого съездить в Европу. Растранжиривание казенных средств я пресек и поручил это дело одному парню из посольства. В смутные дни, когда Вермахт уже стоял на границе, покупку и вывоз архива удалось осуществить без особых проблем.

Документы мы с моим другом изучили вместе, но вот выводы сделали разные. Легран посчитал, что судьба Мухоловки — классический пример «выгорания» агента. Подобной работы рано или поздно не выдерживает никто, Анна Фогель сломалась на Уолтере Квентине Перри. Министр Дивич просто не уследил и вовремя не перевел сотрудника на службу куда-нибудь в архив.

Мои выводы были совсем иные. Анна не ломалась, она все решила заранее и тщательно подготовила свой выход из игры. С Перри она не ошиблась, парень сработал очень толково. Жаль, я не мог зачислить его в «водопроводчики». После тесного знакомства с Фогель человек становится подозрительным по определению.

— Ты не прав, Норби, змеи тоже бывают полезны, — сказал мне Легран, когда решался вопрос о ее возвращении в Европу. — Пусть уползает! Одним ночным кошмаром меньше.

Разложив все нужное в должном порядке, я вернулся к Фогель и присел рядом. Мухоловка глядела куда-то в сторону, в самое средоточие тьмы. Я положил пальцы на ее шею, почувствовав, как дрогнула кожа. Руки ее были связаны, поэтому я без особых сантиментов разрезал блузку ножом, после чего сложил куски ткани неподалеку и поднес зажигалку.

В свете маленького костерка лицо Анны казалось мертвым. Даже глаза стали каменными, нелюдскими. Мухоловка, кажется, поняла, что я не шучу.

Подземелье вновь превратилось в ночной тропический лес. Партизан-сандинист тоже показался мне каменным, пока я нагревал нож в огне.

— Я знаю, как вы пытали своих жертв, мисс Фогель. Меня такому не учили, и слава Богу. Но. Наука Соединенных Штатов — самая передовая в мире. Взгляните!

Я вернулся к газете, взял небольшую стальную коробочку, взвесил на ладони.

— Шприц, мисс Фогель. Самый обычный, купил вчера в аптеке. А вот эти ампулы привез из Штатов. На упаковке написано «Глюкоза», но там кое-что иное.

Следующим на очереди были фотографии, поменьше одна, побольше другая.

— Смотрите! Это Джон Талава, грабитель и убийца. На его счету восемь убийств, в том числе один коп. Такие вещи у нас не прощают, смертный приговор привели в исполнение полгода назад. Не требуется Ломброзо, чтобы понять — крутой был парень. На допросах молчал, никого не выдал.

Фотография упала в костер.

— На нем-то мы и провели опыт. «Сывороткой правды» профессионала не удивишь, но химики из концерна Дюпона на этот раз очень постарались.

Мухоловка еле слышно фыркнула. Я ее понял.

— Да, есть методики блокирования сознания, я с ними знаком. Но препарат Дюпона ломает их без особого труда. Сначала подопытный молчит, как вы сейчас, потом все же идет на контакт. Агрессия, угрозы, проклятия — это вроде закуски. А затем он начинает рассказывать все, он просто не в силах больше молчать. Ему кажется, что слова — последнее оружие, и он тратит их, как ганфайтер при встрече с индейцами.

Я открыл один из пузырьков. Запахло спиртом, и Мухоловка впервые вздрогнула. Камень наконец-то треснул. Я смочил ватку и резко провел по ее шее. Анна повернулась, на меня взглянули живые страшные глаза.

— Вы сильно рискуете, герр Корд. Ведь я могу и выжить!

По-немецки, с характерным южным акцентом. Мой Deutsch далек от совершенства, но чтобы ответить, слов хватит.

— Джон Талава выжил. Он говорил сутки подряд, пока не потерял сознание. Точнее не так, несколько последних часов его речь уже и отдаленно не напоминала людскую. За столом, прикованный наручниками, сидел бешеный павиан. Врач бывал в Африке, это его сравнение. Перед тем, как сесть на электрический стул, он выглядел так…

Второе фото. Я поднес снимок к ее глазам и подержал не меньше минуты, прежде чем и его отправить в огонь.

Я заметил, как дрогнули ее плечи, руки, запястье. Освободиться Фогель не могла, но я, кажется, понял, что она задумала. Протянул руку к ее лицу, крепко сжал подбородок.

— Не вздумай! Шприцов у меня всего два, ты надеешься, что первая иголка, сломается, за ней другая. Колоть надо в вену, причем очень точно. Значит, следует пнуть меня ногой, попытаться ударить в пах, хороший укус тоже сойдет.

Я вздернул ее за плечи, поглядел в лицо. Мои губы оказались как раз на уровне ее серых глаз.

— Ты Смерть, Анна Фогель. Победить тебя невозможно, а вот обмануть — вполне.

Хотел толкнуть на камни, но в последний миг что-то внутри щелкнуло, и я просто вернул ее на место.