Норби

Ветер нес пыль по Последнему полю, заметая легкий след уходящих колонн. Вслед за ними строились новые, множили ряды, ровняли шеренги. Отпуска нет на войне.

— Не грусти, мой Никодим, — сказала Смерть. — Многие мне служат. Ты ничем не лучше и не хуже прочих.

Пыль била в лицо, но он все-таки разлепил сухие губы.

— А без работы остаться не боишься? Что тебе делать на пустой планете?

Небо над полем почернело, колонны мертвецов сгинули во мгле.

Смерть молчала.

4

Строить по-британски — это значит очень медленно, очень дорого и очень надежно. Если одна из составляющих изменена, значит, либо построят плохо, либо намечается нечто чрезвычайное. Блетчли-парк растет, словно гриб после дождя. Когда я показал Государственному секретарю приблизительную смету расходов, тот вначале не поверил.

— Норби! Да это же целый линкор!..

Если и линкор, то последнего поколения и со всеми секретными новинками, включая радиолокаторы. Но англичане правы. Информация, добываемая агентами — огромная дурно пахнущая куча. В ней приходится долго рыться, затем раскладывать находки по порядку, взвешивать, пробовать на зуб и только потом выкладывать на стол начальству. Англичане решили поручить это дело счетной машине на электрическом ходу. Экстравагантно — и очень по-британски.

А вот советская разведка, если верить перебежчикам, обходится без анализа. После массовых расстрелов уцелевшие предпочитают не рисковать. Добычу, как она есть, вываливают на стол Сталину и делают вид, будто так и надо.

Мы где-то между. О Блетчли-парке пока нечего и мечтать, но у меня есть офис на тихой улочке, где в двух комнатах прилежно работают молодые люди, знающие языки. Францией занимается парень, чем-то похожий на Пьера Домье, только не рыжий, а шатен. Перед поездкой я несколько вечеров подряд изучал его отчеты. Графиня де Безье упоминалась там целых три раза.

* * *

— Даже если вы и правы, мсье Корд, почему это обстоятельство должно волновать меня?

Маска на то и маска, что думает, что чувствует, не поймешь. Но если это и проверка, то не бог весть какая.

— Вы возглавляете финансовую группу, которая представляет интересы землевладельцев. Структура Леритье де Шезеля — ваш главный противник и конкурент. Значит, мы союзники.

О давней вендетте двух семейств я решил пока не вспоминать. И что такое личная вражда по сравнению с очень большими деньгами? Борьба идет за продовольственные рынки всей Европы.

Парню из аналитического отдела — премию!

В глубине глазниц блеснуло что-то живое, настоящее.

— Наша конкуренция, мсье Корд, ничего не стоит перед тем фактом, что Франция вот-вот потеряет статус великой державы. А если дела пойдут плохо, то сможет существовать только как ваша колония! Когда миром правила Британская империя, она не вмешивалась в дела Европы, а вы хотите построить в каждом городе закусочные быстрого питания и крутить в кинотеатрах ваши бесстыжие фильмы. Мы — не Африка, мсье американец.

— Бесстыжие? — восхитился я. — Да ваш кинематограф уже сейчас контролируется из Берлина. За такой фильм как «Набережная туманов», у нас бы линчевали всю съемочную группу. Вы готовите страну к поражению!..

На какой-то миг маска дрогнула, но ответ прозвучал негромко и как-то безнадежно.

— Не ищите всюду шпионов, мсье Корд. Наши фильмы о том, что есть на самом деле. В прошлую войну Франция надорвалась, погибли самые лучшие и самые смелые. Мы просто не сможем больше воевать. Счастлив мой отец, убитый под Верденом, он так и не узнал, что случится после победы.

Бить по живому — последнее дело, но тему разговора выбрал не я.

— Тогда у вас остается выбор: наши закусочные, немецкие пивные — или русские kabaki с блинами и балалайкой. Желаете превратиться из субъекта истории в объект — ваше право. Но я бы на вашем месте все-таки рискнул. А вдруг не все французы — трусы и дезертиры?

— Поглядите результаты выборов за последние двадцать лет, мсье Корд, — негромко вздохнула она. — Этих «не всех» хватит на пару дивизий. Барон Леритье де Шезель понял это одним из первых. Три года назад он требовал, чтобы мы начали войну из-за Рейнской области и раздавили Гитлера. Никто его, понятно, не послушал. Тогда он и занялся политикой всерьез. Нет, не для того, чтобы спасти Францию, а для того, чтобы ее уничтожить.

* * *

Свечи догорали, мрак подступал все ближе, белое лицо-маска казалось теперь смутным пятном. Я слушал негромкий голос графини, думая о том, что мы, живущие по другую сторону океана, все-таки остаемся дилетантами и провинциалами. Отправить к чужим берегам канонерки и высадить морскую пехоту — вот наш масштаб.

Европа, конечно, крысиная нора, но в крысиной норе рождаются крысиные волки. Адди, барон Леритье де Шезель, решил пожертвовать своей Родиной, но спасти Европу. Рецепт прост до невозможности — Франция и Германия объединяются, а потом подгребают под себя соседей.