Норби и ожерелье королевы

— Я пытался попасть домой, — сказал Норби. — Но, кажется, ожерелье притянуло меня сюда. Оно лежит вон в том шкафу, на полке.

Джефф и Норби посмотрели на ожерелье, лежавшее за стеклом. Оно весьма напоминало ту копию, которую носила Олбани во время неудачной постановки на Манхэттене.

— Пожалуйста, объясните мне, — жалобно попросил Марсель. — Это путешествие во времени — дело рук автомата, который умеет говорить?

— Я попробую объяснить, — со вздохом сказал Джефф. Пользуясь терминами, которые, по его мнению, могли оказаться понятными для человека из XVIII века, он вкратце рассказал о роботах и об исключительных способностях Норби.

— Ты можешь мне поверить, Марсель? — спросил он.

— Это очень трудно, друг мой, — Марсель побледнел, но старался говорить спокойно. — Ты происходишь из очень отдаленного будущего и пользуешься плодами возвышенной науки. Я… я попытаюсь поверить, Джефф. Но от мыслей об этом у меня начинает болеть голова.

— Послушай, Джефф, — сказал Норби. — Мы в опасности и не можем здесь оставаться. Я пытаюсь настроиться на наше время, но происходит что-то непонятное и ужасное. С тех пор, как я впервые приблизился к ожерелью в музее, я чувствовал, как оно притягивает меня, но…

Джефф попытался сфокусировать зрение, но у него по-прежнему двоилось в глазах.

— Если ожерелье притягивает тебя, Норби, то почему бы тебе просто не последовать за ним в наше время? — спросил он.

— Мне кажется, история человечества изменилась, — упавшим голосом ответил Норби.

— Ты хочешь сказать, что теперь мы не сможем попасть домой? Что мы не существуем в этой новой истории? Что тот мир, который мы знали, тоже не существует?

— Очень может быть, Джефф. В конце XVIII века появилась временная развилка. Что-то, сделанное тобою, Фарго или Олбани, когда вы находились в том времени, открыло новое ответвление будущего. Марсель принадлежит прошлому, поэтому он подходит к обоим ответвлениям. А мы с тобой, Джефф, абсолютно не принадлежим одному из них. Что касается данного ответвления, то это самая дальняя точка в будущем, которой я могу достигнуть, — и то лишь потому, что копия ожерелья находится здесь. Но мы все равно не принадлежим этому месту и постепенно уходим из реальности.

— Перестаем существовать?

— Совершенно верно.

— Мы не можем этого допустить, Норби. Нужно вернуться обратно и исправить ошибку, которая изменила ход истории.

— Полагаю, это дело рук твоего опрометчивого брата. Он всегда поступает необдуманно…

— Подожди, Норби, не делай поспешных выводов. Может быть, Олбани что-то натворила в Версале или там, куда она еще могла попасть. Она носит копию ожерелья, которая перемещается во времени. Точно такая же копия имелась в доме ювелиров. Обе копии были совершенно одинаковыми, хотя существовали в разные периоды времени. Одна из них продолжила свой путь в истории и оказалась в Англии. Если мы возьмем эту копию, она может направить нас обратно, к прежней версии себя. В этом случае мы попадем либо к Олбани, либо к ювелирам. Мы выясним, что именно изменило ход истории, и попытаемся исправить ошибку.

Не задумываясь о том, что он собирается совершить кражу, Джефф попробовал открыть стеклянную дверцу шкафа. Его рука прошла сквозь стекло и ожерелье, как если бы там ничего не было.

— Я твердый, — сказал Марсель. — Я могу взять его для вас.

— Нет! — воскликнул Норби. — Не делай этого. Я чувствую, что это будет неправильно. Мы просто нарушим ход этого временного ответвления и создадим еще одно. Нам придется найти ожерелье в той точке времени, когда история изменилась. Трудность заключается в том, что я не знаю, как это сделать.

— Кто-то идет, — прошептал Марсель, указывая на сад. Высокий, худощавый человек в твидовом костюме вышел из сада с горшком герани в руках, открыл стеклянную дверь и вошел в библиотеку.

— Боже мой, оказывается у меня гость!

— Я говорю только по-французски, мсье, — Марсель выразительно развел руками. — Прошу прощения за вторжение в ваш дом. Мы зашли сюда по ошибке.

— Великолепно, я тоже говорю по-французски. Но при чем тут «мы»? — англичанин оглянулся по сторонам. — Где же другие? Я вижу только вас.

— Пардон, — Марсель опустил глаза и принялся неловко расправлять свой потрепанный, грязный сюртук. — Я французский актер, репетирующий роль для исторической пьесы о заключенных в Бастилии, и…

— Костюм у вас, как я посмотрю, весьма подходящий. Вы, французы, все-таки молодцы: так основательно снесли Бастилию во время революции…

Марсель с размаху опустился на стул.

— Снесли? Во Франции была революция?

— В 1789 году, разве не помните? 14 июля — французский национальный праздник, юбилей падения Бастилии.

— Да, разумеется, — пробормотал Марсель. — У меня бывают периоды внезапной забывчивости.

Он провел рукой по лицу и слабым голосом добавил:

— Не тревожьтесь, сэр, я не опасный лунатик. Я в жизни никому не причинил вреда, но иногда мне кажется, будто я слышу голоса и вижу призраков. Небольшое психическое отклонение…

Англичанин рассмеялся.

— О, у нас тоже достаточно людей со странностями. Кроме того, в Англии давно известно, что французы способны на все.