Норд, норд и немного вест

– А ты куда, – удивился Петрович?

– Домой поеду… ну… я же здесь больше не нужен, я так понимаю.

– Звучит оскорбительно и высокомерно, да, Маша?

– Абсолютно. Поздно уже, Миша, оставайся у нас, а завтра и поедешь с утра.

– А это уместно?

– О, нет! Опять начинается! – и Петрович, взявшись за голову, ушёл на кухню.

– Миша, ну конечно, что здесь такого?

– Вот и хорошо, – явно обрадовался непонятно чему Миша и остался.

Спать хотелось, но уснуть он долго не мог и отчего – было непонятно: за окном тихо (машин отсюда почти и не слышно и днём), в доме тихо, соседи не шалят, и только мысли шумно и назойливо крутятся в голове. И ладно там бы важные какие, так нет, глупости всякие: о том, что вот она, рядом, спит в соседней комнате за тоненькой стеночкой и так близко, так интимно он к ней ещё не был, хотя близость такая что давала – не вполне ясно. И от этого загадочно было, почему же эта близость так волнует. Пролежав так час или два (ночью время идёт вообще непонятно как, когда не спится), Миша уже жалел, что не взял у Маши что-нибудь почитать: лежать просто так он больше не мог, казалось уже, что болят бока и как не ляг, всё неудобно и какие-то новые пружины, бугорки и ямки в этом диване образовываются сами собой и, чем дольше лежишь, тем больше их давит то тут, то там. Миша встал – лежать дольше было невозможно. Он видел тут раньше подшивку журнала «Крокодил» десятилетней давности и тогда только подивился (ну кому нужно это старьё), а теперь подумал – ну почему бы, собственно говоря, и нет?

Аккуратно подтащив стол к окну, чтобы не включать свет, Миша уселся с подшивкой и собрался было окунуться в бездну сатиры и юмора прошлого поколения, как услышал, что в соседней комнате встал Петрович. Петрович постучал к нему и, не дожидаясь ответа, вошёл.

– Не спится?

– Как видишь.

– И мне. Может того… по пять капель?

– Среди ночи?

– А какая разница? Что, ночью как-то по-другому усваивается?

– Да не в том смысле. Что мы, как алкаши какие-то будем?

– Ну, хочешь, не будем, как алкаши, будем, как дворяне. Лечиться от меланхолии.

– А, к чёрту, – пошли! Но только по пять капель! Строго!

– Непременно! А зачем тебе брюки, так пошли, по-свойски – спят же все!

На кухню шли на цыпочках и там тоже старались не шуметь, хотя и пол скрипел, и дверцы шкафчиков, и даже холодильник, после того, как в него слазили, обрадовался компании и загудел в два раза громче.

Выпили по стопке. Миша понял, что нет, не лезет и поставил себе чайник, на что Петрович сказал, экая ты фифа, ну и ладно, сиди голодный, – мне больше достанется. Чай пился вкусно и Миша, чокаясь с Петровичем, налил себе уже вторую чашку, когда в кухню тихо вошла Маша:

– Чего вы тут? Не спится?

Миша застеснялся своих трусов и, схватив полотенце, прикрылся им, но оно оказалось маленьким и стало ещё смешнее.

– Оспаде, Маша, ну напугала-то как! – встрепенулся Петрович. – Думал, смерть за мной пришла!

– Что, на смерть похожа? – Маша была в ночнушке и куталась в накинутую на плечи шаль, но бледная и сгорбленная она всё равно не была похожа на смерть.

– Да слушай ты его! – вступился за неё Миша. – Выдумывает тут! Ты совсем не похожа на смерть, а выглядишь… («очень даже привлекательно» хотел сказать Миша)… хорошо и мило!

«Хорошо и мило, ну я и дурак!»

– Спасибо, Миша! А что вы тут? Пьёте?

– Только мужики пьют! А этот – чаи гоняет. Кого ни попадя теперь на флот берут, как я погляжу!

– Ну и мне тогда налейте, что ли.

– Водки?

– Тьфу на тебя, Петрович! Чаю.

Миша попытался встать, застеснялся опять, сел, попытался поухаживать сидя – выходило неловко.

– Да я отвернусь, Миша, – засмеялась Маша.

– Будто мужиков ты в трусах не видала! – хмыкнул Петрович. – А ты чего бродишь-то?

– Да что-то ноет всё, вроде усну, а тут же и проснусь. Надоело уже.

– Шов ноет?

– Да. И шов тоже ноет.

– А я ведь знаю, что тебе делать! – стукнул кулаком по столу Петрович.

– Да ладно? А чего ты меня Машкой больше не называешь, кстати, всё спросить хочу.

– Да, как бы тебе сказать, – Петрович переглянулся с Мишей.

«Нет», – покачал головой Миша.

– Расту над собой, понимаешь, – развел руками Петрович.

– А-а-а. Ну тогда понятно. Так что же мне, по-твоему, делать?

Миша заподозрил уже неладное, но остановить Петровича не успел, – тот схватил у него полотенце, перебросил его через плечо, расправил плечи, поставил локти на стол и развёл руки ладонями вверх.

– И не перебивать старших, – Петрович строго посмотрел на обоих, – у меня как бы есть товар (сжал левую руку в кулак, потом передумал, разжал и сжал правую) и у меня же, хоть это и звучит странно, но так уж сложились обстоятельства, есть, как бы, и купец (сжал в кулак левую руку). Вот, собственно, что я имею вам сказать.

– О чём это ты, не поняла?

Миша всё понял, и не так уж и стыдно сейчас оказалось сидеть в трусах, как сидеть здесь вообще. Дошло и до Маши:

– Петрович, ты серьёзно сейчас?

– Более чем. Ну так что скажите, голуби сизокрылые?

– Ну тебя, – сказала Маша и вышла из кухни.