Читаем Норка для деда Мороза полностью

Норка для деда Мороза

Чудо 1967 года. Уральский город Нижний Тагил. Канун Нового года. Мальчик отправляет Деду Морозу открытку со своим сокровенным желанием. Послание он закапывает в сугроб…

Сергей Царапкин

Биографии и Мемуары / Современная русская и зарубежная проза18+

Сергей Царапкин

Норка для деда Мороза

Волшебная новогодняя ночь! В такую ночь сбываются желания. Это мне говорит мама. Мне четыре года. Четыре года прожитой жизни. Много это или мало? Когда я спрашиваю маму, то она говорит, что еще четыре года назад меня не было. Это, наверное, похоже на смерть, только наоборот. Ведь смерть — это когда тебя уже нет. А наоборот — это значит, что еще тебя нет.

Нас пугает смерть УЖЕ «никогда» присутствием. До судорог в сердце. Все будет, а меня УЖЕ не будет.

Если мысленно всматриваться в это нареченное «УЖЕ никогда», можно сойти с ума. Но по другую сторону «никогда», — когда «ЕЩЕ никогда» — ведь там не менее бездонная пропасть, в которой меня ЕЩЕ не было.

Почему же не страшно смотреть назад? Неужели только потому, что эта краткая вспышка по имени жизнь, — блестка между двумя безднами, — и этот хилый огонек способен ослепить?

Минуты подобных переживаний поселяются в человеке с раннего детства и длятся всю жизнь. Это зияющие черные дыры. И мы чувствуем, как тянет из них сквозняком неодолимого отчаяния и ужаса. Вот в таких случаях людям предлагаются мостики, по которым они могут переходить через «черное невозможное». Эти мостики еще называют чудом.

Новогодняя ночь для меня с того времени стала таким чудом. А еще тогда мама сказала, что в такую ночь сбываются желания. Желания должны быть сильные и самые-самые-самые! А поэтому желаний не должно быть много. Ведь самое-самое заветное желание может быть только одно.

И я задумался. Ведь надо было понять, что я больше всего хочу? И, конечно же, я решил, что хочу броневичок! Маленькая железная зеленого цвета машинка на восьми колесах. Точная, но уменьшенная копия настоящей боевой машины. Верхние и боковые люки со скобами-рукоятками, наблюдательные прицелы, пулеметный и минометный стволы и красная звездочка на левом и правом бортах.

В том городе, где мы жили, такие игрушки не продавали. И ведь как-то уживались в сознании ребенка броневичок, который отец мог привезти из Москвы, и новогоднее чудо.

— Хорошо, — ответила мама.

Мама достала новогоднюю открытку, на которой по ночному простору в окружении метели и звезд на белоснежной тройке, в санях, с большим мешком из далеких мест несется Дед Мороз. Вот на этой открытке мама написала от моего имени мое заветное желание. А я, для пущей убедительности, чтобы чего там не напутали, карандашом нарисовал этот самый броневичок.

Мы с мамой, одевшись, вышли на улицу. Жили мы тогда с родителями на Урале. Отчетливо вижу этот пятиэтажный дом. Подъезд — шесть ступеней вверх, с козырьком и одинокой лампочкой. А вокруг много-много снега.

Мы спустились с мамой по ступенькам, и слева, в огромном сугробе, мне предстояло вырыть норку, в которой следовало оставить послание для Деда Мороза.

Ночью кто-то из свиты Деда Мороза должен был собрать все такие послания и вручить их Деду Морозу. А у Деда Мороза есть тот самый волшебный мешок, который и был изображен на открытке. Сует туда Дед Мороз в теплой рукавице руку, а Снегурочка в это время ему зачитывает очередное послание. И достает Дедушка Мороз из своего мешка именно то, о чем просит человечек. Потом подарок надо еще успеть доставить по адресу. Короче, непростое это дело — чудеса творить.

И я начинаю рыть норку. Ведь это не должна быть простая ямка, но совершенно определенного размера тоннельчик в снегу. Тоннельчик, расширяясь, заканчивался маленькой комнаткой. Снежные своды тоннеля и комнатки следовало укрепить, чтобы не произошла осыпь.

Я усердно охлопываю рукавичкой стены норки, вдавливаю и утрамбовываю рыхлый снег. Потом, когда норка приготовлена, я беру из маминых рук нашу открытку, еще раз внимательно всматриваюсь в глаза волшебного дедушки и чувствую, что и Дед Мороз уже приметил меня и направляет свою запряженную тройку к нашему дому. Звездочки, изображенные на открытке, и звезды над моей головой так похожи, что я начинаю слышать завывание далекой метели и ржание белых коней.

Рукавичка сжимает открытку, а рука медленно и осторожно продвигается по коротенькому тоннелю. Я чувствую, как раздвигаются стены тоннеля. Здесь я укладываю свою открытку и рукавичкой смахиваю с нее возможный снег. Потом я вытаскиваю из норки руку, а отверстие закладываю снегом.

Но как же Дед Мороз отыщет среди этого сплошного белого мою норку и как завтра утром я отыщу свой подарок?

Мы с мамой втыкаем в то место, где был заложен снегом вход в норку, еловую веточку. Это знак для меня и Дедушки Мороза.

Вот и все. Перед тем как войти в подъезд, я еще раз оглядываюсь на большой сугроб и вижу маленькую одинокую еловую веточку. Мне на коротенькую минутку представляется, что Дед Мороз ночью может и не заметить этот знак, и тогда… Я вздыхаю, и мы с мамой заходим в теплый подъезд.

Утром, скоро одевшись, я выбежал на улицу и сразу же с высокого порога увидел торчащую из снега еловую лапку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное