Нормальные люди

Вот уже несколько недель между ними с Лукасом существует договоренность. Он называет это «игрой». В этой игре, как и во всякой другой, есть свои правила. Пока игра продолжается, Марианне нельзя говорить или встречаться с ним взглядом. Если она нарушает правила, ее потом ждет наказание. Игра не заканчивается вместе с сексом, она заканчивается, когда Марианна уходит в душ. Иногда после секса Лукас довольно долго не отпускает ее в душ, задерживая разговором. Он говорит ей про нее же разные гадости. Трудно понять, нравится ли Марианне их слышать; с одной стороны, ей этого хочется, с другой – она уже поняла, что часто ей хочется того, чего на самом деле ей не надо. Удовлетворение от этого поверхностное и суховатое, оно приходит слишком стремительно, оставляя после себя дрожь и дурноту. Ты – пустышка, любит повторять Лукас. Ты – ничто. Она и ощущает себя ничем, пустотой, которую насильственно заполняют. Не то чтобы ей нравилось это чувство, но оно приносит определенное облегчение. А потом она принимает душ, и на этом игра заканчивается. Ее охватывает столь глубокая депрессия, что в ней даже есть что-то успокаивающее: она ест то, что он велит ей есть, она больше не чувствует себя хозяйкой собственного тела, оно превратилось в какой-то мусор.

После приезда в Швецию, а в особенности после начала игры все люди стали ей казаться раскрашенными картонками, совершенно нереальными. Случается, что кто-то посмотрит ей в глаза – кондуктор в автобусе или продавец, когда ищет сдачу, и это ее ошарашивает – до нее доходит, что на самом деле она жива, что окружающие ее видят. Это чувство воскрешает желания: голод и жажду, стремление заговорить по-шведски, физическую потребность плавать или танцевать. Но эти порывы быстро затухают. В Лунде она никогда не чувствует голода, и, хотя каждое утро наполняет пластиковую бутылку из-под «Эвиана» водой, вечером, как правило, приходится выливать ее в раковину.

И вот она сидит на краю матраса, а Лукас включает и выключает лампу и настраивает фотоаппарат. Никак не пойму, что делать со светом, говорит он. Может, попробуем пару вариантов? Марианна пожимает плечами. Она не понимает смысла его слов. Поскольку все друзья Лукаса всегда говорят по-шведски, ей трудно разобраться, пользуется ли он среди них популярностью, уважают ли его. В студию часто заходят разные люди, таскают по лестнице какое-то оборудование, но кто это – поклонники, благодарные ему за внимание? Или они просто используют его студию как удобное место встреч, а сами смеются над ним втихаря?

Ну, кажется, готово, говорит Лукас.

Ты хочешь, чтобы я…

Пока давай только свитер.

Марианна стягивает свитер через голову. Кладет его на колени, сворачивает, откладывает в сторону. На ней черный кружевной лифчик с вышитыми цветочками. Лукас начинает возиться с фотоаппаратом.

С другими она теперь почти не общается: с Пегги, Терезой, Софи, остальными подружками. Джейми здорово обиделся, когда она с ним порвала, рассказывал всем, что не был с ней счастлив, и его очень жалели. На нее стали поглядывать косо, она это ощущала перед отъездом. Поначалу ее это нервировало – то, как к ней обращаются взгляды, когда она входит в комнату, как обрываются разговоры; появилось ощущение, что она стала своего рода изгоем, что ею больше не восхищаются, ей не завидуют – как быстро она всего этого лишилась. Но потом оказалось, что к этому легко привыкнуть. Внутри у нее всегда было нечто, чем мужчинам хотелось повелевать, и это стремление повелевать она принимала за влечение, порой даже за любовь. В школе мальчишки пытались сломить ее жестокостью и презрением, в университете мужчины добивались того же с помощью секса и популярности, но у всех была одна цель: подчинить себе некую сильную сторону ее характера. Ей тоскливо думать о том, что люди настолько предсказуемы. Хоть уважение, хоть презрение – в конечном итоге ей почти все равно. Неужели на каждом этапе ее жизни будет случаться одно и то же, снова и снова: одна и та же безжалостная борьба за право ею повелевать?

С Пегги оказалось особенно трудно. Я твоя лучшая подруга, говорила тогда Пегги, но очень странным голосом. Она никак не могла понять, почему Марианна так хладнокровно относится к происходящему. Ты же понимаешь, что о тебе болтают, сказала Пегги однажды вечером, когда Марианна складывала вещи перед отъездом. Марианна не знала, что на это ответить. Помолчав, она задумчиво произнесла: похоже, я редко переживаю о том же, о чем и ты. Но мне важна твоя дружба. Пегги в ужасе всплеснула руками и дважды обошла вокруг журнального столика.

Я – твоя лучшая подруга, сказала она. Чего ты от меня ждешь?

Я не совсем поняла твой вопрос.

В смысле в какое ты меня ставишь положение? Скажу тебе честно, не хочу я принимать ту или другую сторону.

Марианна нахмурилась, положила щетку для волос в кармашек чемодана, застегнула молнию.

То есть ты не хочешь принимать мою сторону, сказала она.

Пегги посмотрела на нее – она запыхалась от беготни вокруг стола. Марианна все еще стояла на коленях перед чемоданом.