«Нормандия». Гибель флагмана эпохи

Адмирал Эндрюс сидел в автомобиле, припаркованном в головной части пирса как раз напротив носа судна. Репортеры окружили машину и засыпали его вопросами.

– Всем приказали покинуть судно из-за опасного крена, – кратко объяснил он.

– Вы полагаете, что судно может опрокинуться? – спросил один из репортеров.

Адмирал Эндрюс, командующий третьим округом ВМФ, офицер с более чем тридцатилетним опытом службы во флоте, просто пожал плечами.

Другие репортеры загнали в угол пожарного комиссара Уолша:

– Судно в опасности? – наперебой спрашивали они.

– Я склонен думать, что да, – ответил тот. – Его киль уже довольно глубоко увяз в иле. В этот миг «Нормандия» снова двинулась, еще больше накренилась, и ее левый борт еще больше приблизился к воде, крен составил 33º.

Еще через несколько секунд относительная тишина была нарушена звоном и грохотом. Все находившиеся на борту судна незакрепленные механизмы, инструменты, подъемные краны, спасательные плоты, баллоны, детали коек и даже корпус светильника № 4, начали скатываться по палубам «Нормандии», разбиваясь об обшивку левого борта или вылетая через окна и иллюминаторы в воду.

Подобные звуки можно было услышать тридцать лет назад на просторах холодной Атлантики, возле айсбергов, которые дрейфовали южнее, чем ожидалось. Они исходили от «Титаника», когда его корма поднималась из воды незадолго до финального погружения. Это были звуки смерти.

Предсказание Юркевича, которое он пытался объяснить неприступным американским военным, не замедлило оправдаться. В 1:40 последний из трех трапов, соединявших «Нормандию» с причалом, обвалился и с грохотом разбился о борт судна. Почти одновременно с ним последняя из лестниц, оставленных прислоненными к носовой части, упала на землю. Теперь единственной связью с берегом были две сети, привязанные между правым бортом бывшего экспресса и причалом. В 2:15 по ней на берег выбрались последние поисковые партии.

В 2:37 утра, почти точно через 12 часов после того, как Деррик своей горелкой подпалил тюк со спасательными жилетами, «Нормандия» медленно легла на борт, в покрытое ледяной коркой мелководье дока. Возле нее оставалось лишь несколько человек. Среди них был капитан Джон И. Тукер, эксперт по подъему судов из компании «Мерритт, Чепмэн & Скотт» (МЧ&С).

В тот момент, когда гигантское судно в конце концов легло в воду на все 90º, наполовину погрузив в нее свои 11-метровые трубы, он заметил то, чего, казалось, не видел никто другой. О себе заявила естественная плавучесть, и судно немного приподнялось, удержавшись под светом прожекторов с берега на отметке в 79º. Тукер знал, что значили эти 11º: «Нормандия» «не хотела» перевернуться и не перевернулась, если бы ее не заставили. Этим можно воспользоваться, чтобы вновь вернуть ее в вертикальное положение.

Для всех тех, кто имел возможность наблюдать за падением «Нормандии», не было никаких причин надеяться на хороший исход. Они увидели, как великолепное когда-то судно превратилось в безжизненную развалину, в мертвого динозавра, попавшего в западню. В последние секунды падения нос «Нормандии» «прыгнул» к причалу № 90, из-за чего руль корабля, выбив пять бетонных свай, врубился под угол пирса № 88.

Глава XVII. Ее будущее – неопределенность

Америка – страна, которая любит примитивную ясность во всех своих делах и идеях.

И. Ильф, Е. Петров.

Одноэтажная Америка. 1937

До войны, когда Патриция Нильсон была маленькой девочкой и жила в Коннектикуте, она любила вместе с родителями уезжать в Нью-Йорк на целый день. Особенно она любила участок пути, проходивший по Манхэттенскому шоссе Вестсайда мимо гигантских океанских лайнеров, стоящих в гудзонских доках, когда с них спускались пассажиры, прибывшие из Европы, или поднимались американские пассажиры, следовавшие на континент.

На обратном пути она часто видела прекрасные океанские суда ночью, когда их иллюминаторы сверкали как звезды, а на самых верхних палубах светились их имена, подобно большим театральным вывескам. Время от времени ей доводилось наблюдать полуночные отплытия, когда такси и большие лимузины выстраивались внизу под доками, пассажиры и носильщики толкали багажные тележки, пытаясь одновременно со всей толпой подняться на борт судна, и музыка плыла над шоссе.

Когда разразилась война, лайнеры один за другим исчезали от причалов, пока не осталась одна лишь «Нормандия». Патриция приходила полюбоваться на нее каждый раз, когда попадала на Манхэттен, потому что красивый корабль напоминал ей о беззаботных мирных днях.

«Если мой отец проезжал мимо “Нормандии” быстрее, чем пятнадцать миль в час, – вспоминала Патриция, – я громко протестовала». «Нормандия» уже стала своего рода символом для всего семейства Нильсонов.