Впоследствии гибель Дени и Бона подтвердилась. Но Сэн-Фалль и Бегэн были только ранены. Это уже удача. Если кто-либо из летчиков не возвращается на аэродром, то еще остается надежда на то, что он остался в живых. Пропавший без вести не всегда погибает. Он может совершить вынужденную посадку, может выпрыгнуть с парашютом. Но если то или другое случалось на территории врага, судьба летчика была такой же незавидной, как и судьба летчика, убитого в бою. Из всех французских летчиков, попавших в руки к немцам, остались в живых только четверо. Об остальных мы так ничего и не узнали.
Спустя некоторое время допрашивали одного захваченного в плен немецкого летчика. Его спросили, зачем немецкая армия совершает такие ненужные жестокости, как полное уничтожение городов и сел. Он нам ответил:
- Das ist krieg{17}.
Подобное утверждение свидетельствовало о том, что у французских летчиков было очень мало шансов остаться в живых, попав в плен к немцам на русском фронте. Нужно было рассуждать и поступать так же, как этот немец.
Белый ковер покрыл землю. Природа словно стыдилась чудовищных разрушений и хотела прикрыть ужасные следы войны: воронки от снарядов, сожженные танки, развалины зданий, обломки разбитых самолетов, тысячи и тысячи трупов. Под легким белым покрывалом все это выглядело менее безобразно.
Отныне Россия в течение долгих пяти месяцев будет жить совершенно другой жизнью, непохожей на ту, которая началась после весенней оттепели.
6 ноября 1943 года в десять часов тридцать минут утра, пролетев на бреющем полете над землей, в которой осталось столько наших товарищей, уцелевшие летчики "Нормандии" покидали фронт. В Москве их ожидал самолет полковника де Мармье. Он привез им благодарность Франции и по приказу де Голля прикрепил к их знамени орден Крест за освобождение.
Спустя несколько дней три летчика в меховых полушубках и высоких шапках, на которых горела эмблема Сражающейся Франции, пришли на Красную площадь. Они остановились перед Кремлем и несколько минут в полном молчании смотрели на его высокие башни со звездами на шпилях, горевшими красным огнем в спускавшихся сумерках.
- Я не раз говорил вам об этом, - пробормотал Альбер. - Самым трудным было выстоять. Нам удалось уцелеть в этом аду, и это не так уж плохо.
Риссо и Ля Пуап согласились с ним. Затем они направились в ресторан "Москва". Пробираясь через толпу, которая глядела на них с удивлением, Альбер закончил свою мысль:
- Нет, это еще не все. Похоже, что там, в Алжире, они наконец зашевелились и еще пошлют нам на нашу бедность божескую помощь. А пока, ребята, мы еще имеем возможность походить в кино и цирк{18}.
Часть третья
Глава I
Алжир. Октябрь 1943 года. Дождь заливает аэродром. Полночь. Черное небо наполнено гулом транспортных самолетов и бомбардировщиков, спешащих на свои базы в Тунисе и Сардинии. Пятнадцать французских летчиков, составляющих первую группу пополнения "Нормандии", только что разместились в американском четырехмоторном самолете.
Все молчат, только Фельдзер говорит, как бы продолжая разговор, который вел сам с собой в минуты долгого раздумья:
- Они обрадуются, что мы вовремя идем к ним на помощь... Командир "Нормандии" Тюлян погиб... Большая часть летного состава вышла из строя... В России, очевидно, чертовски холодно, но мне становится жарко при мысли о наших потерях...
Я хочу сказать, но он кладет руку. мне на плечо. Дорогой Фельдзер, душа нашей группы! Где бы мы были без него? Он глядит на меня и коротко бросает:
- Спи... Скоро будем в Каире. Но первым засыпает он сам, уронив голову на грудь. За бортом самолета свирепствует буря. Мы прекрасно устроились в роскошных креслах. Ровный шум моторов убаюкивает нас. Раскаты грома не нарушают приятного ощущения покоя и умиротворения, царящего в кабине. Чтобы обойти район бури, самолет меняет курс. Из окон больше не видно морских просторов, самолет летит над ливийской пустыней. Утром нас встречают яркое солнце, ослепительное небо, ослепительный песок и там, вдали, на границе зеленеющего оазиса, зажатого между двумя полосками пустыни, - Каир, порт на Ниле, в центре плодородной нильской долины.
На аэродроме Хелиополис летчиков заключает в свои объятия один из старейших ветеранов иностранного легиона Аревиан. Он предоставляет в наше полное распоряжение принадлежащие ему клуб и ресторан.
В Каире мы попадаем в уголок довоенного мира: ни затемнения, ни патрулей, ни слежки. Всюду жизнь, бьющая ключом. Ирибарн - мой старый товарищ и коллега по летной школе, аккуратист Вердье, Баньер, весельчак Карбон, де Фалетан, Лебра, сумевший беспрепятственно пересечь всю Испанию, гастроном и большой лакомка Дуар, группа "африканцев" - Фельдзер, Марши, Делэн, Андре, Роже и Жан Соваж, Казанев, Кюффо, Амарже, Дешане, де Сейн, де Сэн-Марсо, Бриэ, Пенверн и я - все мы, ошеломленные, бродим по улицам, то и дело липнем носами к витринам, пьяные от музыки и ослепленные неоном.