Нормандия - Неман

Наконец, первое приключение со мной. 5 июня около пяти часов дня я вылетел с Матрасом на "свободную охоту". Мы кружим над Витебском. Неожиданно, когда мы уже возвращались на свой аэродром, приходит в действие зенитная артиллерия. Множество огненных шаров и стрел отделяются от земли, направляясь к нашим самолетам. Я отчетливо вижу, как поднимаются в воздух несколько "юнкерсов". Угрожающие облачка разрывов зенитных снарядов начинают окружать мою машину. Они, кажется, предназначены специально для меня. К тому же Матраса не видно.

Я лечу на огромной скорости, и вдруг сильный удар потрясает мой "як". Задрожал весь самолет. Задрожал, впрочем, и я сам. В голове лихорадочно завертелись мысли: "Меня зацепило... Видимо, не очень серьезно... Самолет подчиняется управлению... Скорость не уменьшилась... А температура воды в радиаторе?.. Она поднимается... 130, 140 градусов... Дым... Он начинает проникать в кабину... Наверное, снаряд угодил в радиатор... Может быть, я еще сумею спасти самолет... Надо держаться до конца... Нечего и думать о том, чтобы дотянуть до Дубровки... Это слишком далеко..."

Дым становится все более густым. Усиливается запах гари. Приближается земля. Я вижу речку, которая вьется среди вспаханного поля. Задаю себе вопрос:

"Где же я нахожусь, над дружественной землей или над территорией, занятой немцами?"

Но этот вопрос ни к чему. Мотор начинает давать перебои, и земля так близко, что медлить невозможно. Надо садиться на первое попавшееся поле. Скорость - свыше 200 километров в час, и на этой скорости мой "як", не выпуская шасси{22}, касается земли. Скачок... Еще скачок... Всеми силами упираюсь в сиденье. Только бы выдержали ремни! Если они лопнут, я врежусь лицом в приборную доску. Они выдерживают! Я сохраню свой изящный профиль!..

Самолет останавливается. Наконец-то! Я вытираю потный лоб и, приподняв голову, вижу группу солдат, появившихся на опушке леса. Русские?.. Немцы?.. Сильно стучит сердце! Ура! Это русские, они бегут со всех ног в клубах пара от моего самолета.

- Французский летчик!.. "Нормандия", полк!.. 303-я Смоленская дивизия... - неуверенно бормочу я, но этого достаточно. И толпа, в которой перемешались мужчины и женщины, начинает смеяться, аплодировать. Меня проводят в палаточный городок. Это полевой хирургический госпиталь Красного Креста, расположенный в нескольких километрах от фронта. Я в центре всеобщего внимания. Каждый хочет поговорить со мной. Испробованы все языки, включая даже язык глухонемых. Результаты далеко не блестящие. Я никогда не был полиглотом, но сегодня, видимо, совершенно одурел и соображаю хуже, чем обычно. Врач-майор вынужден отказаться от дальнейших попыток вести разговор. Он ограничивается тем, что характерным жестом приглашает меня к столу, на котором меня ждал обильный обед.

Вечером меня отводят в палатку, в которой живут двое женщин-военврачей. Они пытаются завязать беседу, но им приходится очень быстро от этого отказаться. Впрочем, у меня нет никакого желания разговаривать. Кругом стоны раненых и умирающих. Мой разбитый "як" не выходит из головы. В эскадрилье, наверное, ломают себе голову, думая о том, что же произошло со мной, думают о зенитках, их убийственном огне.

Нужно ли говорить о том, что я всю ночь не сомкнул глаз. Рано утром в расположение госпиталя прибыла легковая машина. Из нее вышел стройный полковник в безупречной форме. На голове фуражка с зеленым околышем, что означает принадлежность к войскам НКВД. Он направился ко мне и по-военному отдал честь. Я кое-как объяснил ему, что со мной случилось, откуда я прибыл, в какой части служу. При словах "полк "Нормандия" он улыбнулся. Я протянул ему свое военное удостоверение, похожее на удостоверение советского офицера. Он крепко, даже слишком крепко, пожал мне руку:

- Хорошо, товарищ французский летчик. Вы мой гость, поехали ко мне.

Он подвел меня к своей машине и пригласил занять место в ней.

И вот мы катим по дороге, которая в отдельных местах, там, где почва особенно заболочена, покрыта деревянным настилом. Местность вокруг удивительно красивая. За изгородью видно море цветов, зеленые кусты и рощицы, извивается речка. Наконец, мы прибыли в расположение пограничного полка. После проверки документов в штабе меня представляют личному составу подразделения. Позади офицеров - неподвижный строй солдат. В своей строгой военной форме они напоминают изваяния из гранита. Меня проводят в подземное укрытие, где двое вооруженных солдат круглосуточно охраняют полковое знамя.

В полдень - баня по русскому обычаю, с паром. Вероятно, это лучший способ усилить кровообращение. Я, конечно, предпочел бы другое, но о том, чтобы избежать парилки, не может быть и речи, и я присоединяюсь к моющимся. Их громкие довольные возгласы заглушают мои страдальческие вздохи.

Из бани я и полковник вышли красные, как кумач, и отдувающиеся: двое солдат с березовыми вениками изрядно поработали над каждым из нас.