Нормандский гость

– Но, ваше величество, как истолкуют наше появление вдвоем придворные? – последовало резонное возражение.

– Не называй меня больше «ваше величество», хорошо, моя девочка?

– Тогда – «государыня»?

– И так не зови, не хочу. Ты не служанка мне.

– Но как же тогда? – растерялась Вия.

– Скоро мы перейдем на «ты»… Не возражай! Я знаю, так будет. А пока зови меня… зови меня… ах, я не знаю как.

– Вам надо надеть черное, – напомнила Вия. – Мы не можем так выйти.

– Да, девочка, так и сделаем, – вздохнула Эмма и взяла ее за руку. – Пойдем, я покажу тебе мою одежду, поможешь мне облачиться в траур.

Придворных в галерее было немного; увидев королеву-мать и Вию вдвоем, они раскрыли рты. Новоиспеченные подруги прошли мимо них, изредка обмениваясь короткими фразами, и, когда скрылись в конце галереи, двор загалдел на все лады, увидев в этом необъяснимом примирении знак непонятных грядущих перемен.

Идя по коридору, Эмма вдруг остановилась, оглянулась по сторонам и, убедившись, что они одни, поцеловала спутницу в губы. Вия улыбнулась.

– Знаешь, чему я безумно рада, хоть и не понимаю, как это произошло? – спросила Эмма.

– У вас осталось так мало радостей, что я горю желанием узнать, в чем заключается одна из них.

– Только не обижайся на меня, хорошо? Так вот, я счастлива, что покушение на твою жизнь не удалось и убийца сам пал вместе с Ортанс.

– Хотите знать причину? Это нормандец. Если бы не он…

Эмма вздернула бровь, потом грустно улыбнулась. И сказала:

– Я могла бы догадаться. Воистину, этот человек – добрый ангел-хранитель. Он всегда появляется тогда, когда надо появиться. Но теперь я знаю. Однако герцогу ничего не скажу.

– Какому герцогу?

– Нашему Гуго, конечно.

– Разве он спрашивал вас об этом?

– Не только меня. И учинил следствие по этому делу.

Вия приблизилась к королеве-матери и негромко проговорила:

– Это следствие затянется на долгие годы.

– Думаешь? Дай-то бог. Но почему?

Бросив на собеседницу загадочный взгляд, Вия пояснила:

– Вы забыли, королева Эмма, чем обязан герцог Можеру? А то, что они к тому же родственники, ни о чем вам не говорит?

Эмма обрадованно стиснула Вию в объятиях:

– Всеблагий господь! Как ты меня успокоила, моя милая! Ведь чуть сердце не выпрыгнуло из груди, как узнала. Ах, Можер, ах он, проказник!

И они отправились дальше.

Во дворе, едва ступив на площадку перед дверьми, их внимание привлекла группа людей неподалеку, человек десять. Четверо держались особняком.

Эмма приостановилась.

– Смотри, – кивнула она на эту четверку, – узнаешь?

– Один из них – Можер, – сразу же угадала Вия, – другой – герцог Гуго, третий – его сын… а вот четвертого не знаю.

– Герцог Ричард Нормандский.

– Отец Можера?

– Он приехал на выборы короля.

– Я так и знала, что они изберут Капета.

– Интересно, кто его так прозвал.

– Монахи. Но трудно сказать, почему: то ли из-за его капюшона, то ли из-за мантии. Говорят и другое: в его турском аббатстве хранится плащ святого Мартина, отсюда – прозвище[11].

Все четверо тем временем тоже повернули головы в сторону лестницы, по которой неторопливо спускались королева-мать с Вией.

– С удовольствием прошла бы мимо, – обронила вполголоса Эмма с маской скорби на лице. – Терпеть не могу триумфаторов.

Они подошли и остановились. На губах королевы-матери ни тени улыбки. Тусклый взгляд безучастно скользит по лицам. Вия разглядывала герцога Ричарда, которого видела впервые. Бесспорно, они с сыном похожи, только отец пониже ростом. И в кого Можер вымахал такой?

На Ричарде башмаки с подвязками крест-накрест до колен, короткие штаны, легкая рубашка, плащ до бедер, на одном боку меч, на другом кинжал, головного убора нет.

– Приветствую вас, герцог, – чуть заметно растянула губы в подобие улыбки Эмма. – Признаться, я думала, мы встретимся раньше. Вам следовало бы навестить больную несчастную королеву.

– Я прибыл поздно, Эмма, к самой ассамблее. Меня задержали дела. Но, видит бог, я спешил в Лан, чтобы выразить вам соболезнование, – и герцог низко склонил голову. – Мне очень жаль, я любил Людовика как сына.

– Мы давно не виделись с вами, Ричард, – промолвила королева-мать, выдержав паузу. – Вы все такой же сильный телом и духом, это заметно, только слегка посыпало серебром голову.

– Старость не спрашивает человека, чего ему хочется, чего нет, Эмма, – ответил герцог Нормандский. – Когда вся моя голова будет убелена сединами, а рука не сможет удержать меч, я стану мудрецом.

– Мне бы хотелось, чтобы вы не торопились с этим. Государству нужны не мудрецы, а такие сильные воины, как вы.

Герцог молча склонил голову.

– Вам понравился мой сын? – переглянулся он с Можером. – Я отправил его к франкскому королю, чтобы он при его дворе научился хорошим манерам и помог в чем-либо, коли случится нужда. И что же я услышал, когда приехал? Он не выучился ничему, зато, как порассказал мне герцог франков, за ним уже числится немало подвигов. Говорят, он побывал даже в Бургундии. Я спросил его, что он там делал, но он молчит. Может, вы знаете?