Георгий незамедлительно доказал, что командующий не ошибся. Неведомыми способами он привлек на свою сторону командиров гарнизона Ад-Димаса, и на третий день после прибытия сицилийцы овладели замком без борьбы и оставили там своих воинов — в количестве (согласно ат-Тигани) ста человек. Это было в каком-то смысле победой, но даже она вскоре обернулась поражением. За два года, прошедшие со смерти Али, Хасан, хотя ему едва исполнилось четырнадцать, сумел укрепить свою власть в большей части страны, и это неспровоцированное вторжение — поскольку он, по всей видимости, не имел никакого отношения к набегу на Никотеру — дало ему необходимый повод, чтобы собрать всех колеблющихся под свои знамена. При первых вестях о приближении сицилийского флота он провозгласил джихад — священную войну против неверных, — и 26 июля, в четвертую ночь после высадки сицилийцев, он нанес удар. Его армия спокойно подошла с юга под покровом тьмы и затем внезапно с криком «Акбар Аллах», который, как уверяют хроникеры, сотрясал землю, бросилась на Ад-Димас. Рассказывая о последовавшей битве, мы снова вынуждены полагаться на позднейшие арабские источники, хотя ат-Тигани воспроизводит текст официального отчета, распространенного Хасаном сразу после победы. Мы можемпотому относиться с подозрением, если не с полным недоверием, ко всем описаниям панического ужаса, охватившего захватчиков, их стремительного бегства к кораблям и обезумевших всадников, которые останавливались только для того, чтобы перерезать глотки лошадям, дабы те не достались сарацинам. Но определенно, Рожер и его советники опять просчитались. Гордясь своим флотом, они не позаботились о том, чтобы подготовить достойную сухопутную армию, и недооценивали силу африканцев. Это было их второе унижение за пять лет, и в данном случае, побитые четырнадцатилетним мальчиком, они, помимо всего прочего, потеряли репутацию.
Находясь в безопасности на борту своих кораблей вне досягаемости лучников Хасана, сицилийцы немного воспрянули духом — достаточно, по крайней мере для того, чтобы оценить ситуацию. Их главной заботой теперь был гарнизон, все еще державшийся в Ад-Димасе. Христодулос не хотел бросать воинов на произвол судьбы, даже не попытавшись их спасти. Неделю его суда стояли на рейде у берега, ожидая удобного случая, но напрасно. Мусульмане понимали намерения сицилийцев и неусыпно стерегли замок. Наконец, когда припасы стали иссякать, адмирал понял, что положение безнадежно. Он отдал приказ об отступлении, и его флот поднял паруса и исчез на севере за горизонтом. Во всей этой малодостойной кампании лишь оставшемуся в крепости гарнизону довелось проявить первый — и последний — проблеск сицилийского боевого духа. После того как все попытки откупиться от сарацин провалились, они решили продать свои жизни дорого. Они держались сколько могли, а 10 августа запасы еды и воды почти кончились, они вышли из Ад-Димаса с мечами в руках, дали бой и погибли все до одного. Тем временем их соратники, возвращавшиеся домой, вновь попали в шторм, многие корабли затонули, и из трехсот судов, которые столь самонадеянно отплыли из Марсалы месяцем раньше, только сто — согласно заявлению Хасана — вернулось на Сицилию.