Норманны и Киевская Русь

Упоминаемые летописцем группы восточного славянства мы обыч{стр. 47}но называем племенами. Уже С. М. Середонин заподозрил, что в отдельных случаях речь может идти не о племенах, а об областных названиях[228]. Например, дреговичи – от дрягвы, болота (дреговичи жили в районе Припятских болот[229]; точно так же и финское Suomi значит болото). Переезжая в какое-либо другое место, дрегович тем самым переставал называться дреговичем. При таком взгляде бросается в глаза резкая антитеза «поляне-древляне», носящая слишком искусственный характер, чтобы на нее нельзя было обратить внимание.

Дреговичи «седоша межю Припетью и Двиною», словене «около езера Илмиря» и т. д., ну а где летописец помещает древлян? Нигде. Видимо, летописец не связывал это имя с какой-то определенной узкой территорией. Далее, поляне «полями же прозвании быши, зане в полях седяху», но тот же летописец дважды помещает их в лесах[230]. Они и жили в лесах во времена летописца. Он же стремится подчеркнуть особенность полян («поляном же живущемъ особе»), их культурное превосходство, прежде всего над древлянами («поляне бо своих отец обычай имуть кроток и тихъ… а древляне живяху звериньскимъ образом»)[231].

Можно думать, что поляне – потомки передвинувшегося к северу под новым ударом кочевников (мадьяр с середины IX века, а вслед за ними и печенегов) славянского населения Причерноморья, преемников антов, второй южной миграционной волны. Движением полян с юга и объясняется странное название левого притока Днепра Десной. Столкновение со старым славянским населением лесных областей и породило два противопоставляемых названия «поляне – древляне». Под древлянами иммигранты понимали, очевидно, все славянское население лесной зоны до параллели Смоленска, за исключением ляшского племени радимичей[232], резко обособленных вятичей[233] и северы[234].

Полянам же следует приписать живучее воспоминание о хазарской дани. В уплате дани хазарскому кагану от живущих в степи славян нет ничего удивительного, тогда как хазарская власть, простирающаяся до Сожа, способна привести в смущение. Общение в степях с хазарами отразилось и в сохранившемся до XII века названии русских князей каганами[235]. Родовые знаки киевских князей сильно напоминают хорезмийские и боспорские тамги. Влияние юга можно проследить и в легенде об основании Киева, которая, как можно подозревать, носит не только этнологический характер[236].

Три колонизационных потока – «вятичи», «поляне», «древляне» {стр. 48} – и создали три языковые группы восточного славянства: юго-восточную, центральную и северную.

Русской истории, начатой на территории имевшего тысячелетние культурные традиции Причерноморья, суждено было продолжиться среди болот и лесов Среднего Поднепровья. Когда острая мадьярская сабля надвое рассекла славянскую степь, основная масса славян отхлынула к северу и была включена в орбиту норманнского влияния[237], а остальные подались дальше к югу и, предоставленные сами себе среди враждебного окружения, образовали маленькую колонию, которая делалась все меньше и меньше, пока не превратилась в бесполезный аппендикс Киевского государства – крошечное Тмутараканское княжество, откуда приходило мутить Русь проклятое племя Гориславичей.

[7. ЗАКЛЮЧЕНИЕ]

[Роль Киевской Руси в русской истории]

Как время Владимира было переломным моментом в истории Киевской Руси, так и сама Киевская эпоха была переломным моментом в истории Восточной Европы. Завершая один – протоисторический – период, она начинала другой, заменив примитивные формы быта новым общественным устройством. Ее культура, общество и государство складывались под влиянием севера и юга, запада и востока. Можно выделить то или иное влияние и назвать его первенствующим в той или иной области (норманнское – в военной, греческое – в религиозной[238]), нельзя только говорить, что славяне развивались сами из себя, как цыпленок в скорлупе.

Киевская Русь яркой вспышкой надолго осветила темную русскую историю последующих столетий. Политическими воззрениями, сбереженными от Киевской эпохи, жили и Владимирская, и Московская Русь, пока Москва не засветила новым отраженным светом – заимствованной из Болгарии идеологией третьего Рима.

Насколько верно все, что здесь написано? Действительно ли первенствующая роль в образовании Древнерусского государства принадлежит норманнам?

Я думаю, что дать ответ на этот вопрос нельзя. Хотя все имеющиеся в нашем распоряжении сведения складываются в довольно убедительное целое, ни одно из них не может считаться безусловным и доказанным. Каждый исторический факт – это своего рода кубик, из которых дети складывают картинки. Мы можем положить кубик одной стороной кверху – и получится одна картинка, можем положить другой – и получится другая. В данном случае опасно только одно: если мы начнем строить из наших кубиков вавилонскую {стр. 49} башню антинорманизма, она развалится от первого же толчка.