Норвежская новелла XIX–XX веков

И снова его охватывало беспокойство — неужели он что-то забыл сделать? С каждым разом он испытывал это чувство все сильнее. Ему становилось больно, словно он совершил предательство. И все же он знал истинную причину боли: еще одно лето вычеркнуто из жизни.

Что он мог забыть? Ведь он всегда оставлял дом в полном порядке. Кадка для воды опрокинута, кофейник перевернут, матрац и подушки развешаны на чердаке, чтобы не погрызли мыши. Ковш висит на гвозде возле двери, ржавый ключ — на гвозде справа под стрехой. И все же уверенность в том, что он что-то забыл, возрастала по мере того, как он отдалялся от дома. Да нет же, он, не мог ничего забыть!

Причалив к берегу, он привязал лодку и отправился к железнодорожной станции, до которой было добрых полмили. По пути он всегда останавливался в одних и тех же местах — ставил на землю багаж и распрямлял спину. С каждым годом расстояния между этими остановками казались ему все длиннее, верно потому, что у него появилась одышка — ничего не поделаешь! Каждый раз его тянуло назад, с этим тоже ничего нельзя было поделать. Раньше это чувство исчезало, как только он приезжал в город. Теперь же оно не покидало его. И это причиняло ему беспокойство. По мере того как отдалялось лето, дом все отчетливее становился реальной действительностью. Мысль о том, что он что-то забыл, просто преследовала его.

Ведь дом существовал для него только летом, в другое время он не видел его. Что-то здесь было неладно. И в один прекрасный день он сел в поезд и поехал туда.

На маленькой станции он вошел в вагон, и поезд помчал его на юг вдоль проселочной дороги. Стояла осень, почти все листья с деревьев облетели, воздух был прозрачен, горизонт широк и просторен. Отвязывая лодку у причала, он заметил, что золотые блики на воде стали серебряными. И все же было еще тепло. Вопреки всем законам природы, лето не уходило — это время года было созвучно чему-то в его душе. «Я возвращаюсь вновь в самого себя», — думал он, проезжая по фьорду в маленькой лодчонке. Что-то было неладно — не то с домом, не то с ним самим. Лето возвращало ему эти места, но каждый раз оно что-то неуловимо меняло.

Въехав в бухту, он увидел, что из трубы дома идет дым. Это его не удивило. Он причалил к берегу и пошел вверх по тропинке. Возле дома, на солнечной стороне сидел человек. Увидев его, он поднялся с шезлонга и пошел ему навстречу. Человек был старый, худой и слегка сгорбленный. Мгновение они постояли, молча глядя друг на друга.

— Ну вот, — сказал старик с печальной улыбкой. — Вот все и кончилось. Вы, верно, что-нибудь сделаете с нами? Заявите в полицию?

— Вы здесь жили и в прошлом году?

— Каждый год. — Старик тяжело вздохнул.

Тут встала и подошла к ним женщина, худенькая и юркая, с тонким, красиво очерченным ртом. Чуть насмешливо улыбнувшись, она сказала:

— Ведь мы всегда аккуратно прибирали за собой. Ничего нельзя было заметить.

Он машинально улыбнулся в ответ.

— Только вот ковш висел на другой стороне. И потом, эти вилки…

— Вот видишь, Рикард, когда мы забыли четыре вилки в прошлом году, я говорила, что он их заметит.

— Голубой матрац… Я забыл его повесить на бревно под крышей.

— Я так и думала, что вы заметите. — Теперь она смотрела ему прямо в глаза. — Да жалко было матраца, ведь его мыши погрызли бы, вот я и решила — повешу, была не была.

Потом, распивая кофе у солнечной стороны дома, они вспоминали о всяческих мелочах, о маленьких изменениях в хозяйстве, которые она каждый год вносила в его отсутствие. Он не раз замечал их, сначала это чуть-чуть тревожило его, потом он бросил об этом думать. Ему было как-то неловко сидеть в гостях за собственным столом. Это усиливало впечатление чего-то нереального, связанное с этим домом, заставлявшее его каждый раз делать лишний круг в бухте, чтобы убедиться, что дом в самом деле стоит на своем месте. И теперь наконец он убедился: дом жил за его спиной своей жизнью. Двое трогательных старичков были в этом смысле лишь поводом. Просто дом смеялся над ним. Долгими зимними вечерами, вспоминая о лете, он думал, что никакого дома вовсе нет, да и лета-то никакого не было, а если и было, то не настоящее, а вымышленное: идиллия, которую он не мог удержать, как только она исчезала из глаз, тоска почти символического характера.

Верно, потому он и слушал без удивления рассказы этих стариков о прекрасных осенних месяцах, которые они прожили здесь. Этот дом был им даже более знаком, чем ему. Для них он был явью, местом маленького преступления поздней осени их жизни.

— То-то мы гадали, отчего вы так рано нынче уехали.

— Сентябрь — самая лучшая пора, когда солнце…

— У самих у нас никогда не было дома.

— Этот дом так похож на домик, который мы когда-то собирались построить.

Каждый из них дополнял рассказ другого. Говорили они осторожно, словно просили помощи, а может быть, прощения.

— В первый раз мы ужасно боялись…

— А потом…

Они посмотрели друг на друга радостно и понимающе. Женщина продолжала: