Норвежская новелла XIX–XX веков

И вдруг все это кончилось. В один прекрасный день после телевизионных новостей смотреть было нечего. Они легли спать, решив, что завтра будет лучше. На следующий день он пришел домой из конторы, пообедал, поспал немного, потом они поболтали, и тут наступило время смотреть телепередачи. Было ровно шесть часов. Они посмотрели детскую программу, молодежный фильм для девушек и юношей, прослушали музыку к дневным новостям и вечерней передаче. Все это время она вязала ползунок, и он получился чуть ли не в полтора метра длиной. Они выключили телевизор, и он сказал, что лицо у нее стало квадратное. Она посмотрела на себя в зеркало и сказала, что это, верно, от избытка воды в организме. Ей показалось, что у него лицо тоже четырехугольное, но она ему ничего не сказала, ведь ему не предстояло рожать ребенка. На следующее утро он позвонил в контору и сказал, что останется дома, потому что жене плохо. На самом деле ей не было плохо, она стирала и сушила белье, а потом села рядом с ним на диван. Хотела было потянуться за ползунком, да не смогла, руки ее остались лежать на диване рядом с его руками, и оба они уставились на экран телевизора.

— Мне показалось, что кто-то уставился на нас в окно, — сказал он.

— Совершенно верно, — обрадовалась она. — Я тоже заметила. И утром так было. А несколько раз кто-то даже дышал на стекло.

Он потрогал ладонью ее лоб.

— Тебя лихорадит, друг мой, ложись-ка лучше в постель.

Она пошла в спальню и оставила его одного.

Он, сидя на диване, вдруг заметил, что весь экран в каких-то пятнах, принес тряпку и хорошенько протер, лотом он уселся с книгой и взглянул на часы, до новостей дня оставалось еще несколько часов. И тут он увидел, что телевизор стоит так высоко, что наполовину закрывает дорогую картину на стене, — как он этого раньше не заметил! Тут же он увидел, что штатив телевизора стоит на колесиках. Он снял телевизор — и тяжелый же, черт возьми! — и попробовал отвинтить колеса, но они были привинчены намертво. Он принес пилу, тщательно измерил расстояние, отпилил все четыре колесика и по кусочку каждой ножки, подмел пол и поставил телевизор на место. Теперь было удобнее смотреть с дивана и телевизионный ящик ничего не заслонял. Через несколько секунд на экране опять появилось белое пятно. Как он ни бился, пятно не исчезало. «Несчастная, — подумал он о жене, — каково ей целый день сидеть дома с этим чудовищем».

— Проклятый телевизор, — сказал он сквозь зубы. — Проклятый телевизор. — А потом стал кричать все громче и громче: — Проклятый телевизор! — Потом он рассмеялся, встал с дивана, подошел к телевизору. «Только бы не разбудить ее», — подумал он и нажал кнопку, сам не зная зачем, может быть для того, чтобы посмотреть, появится ли сетка. Но сетки не было. «Странно», — сказал он про себя, как будто знал, когда должна появиться сетка. В телевизоре шипело и трещало, в синем тумане кружились огненные мухи. Он вдруг заметил, что стоит далеко от телевизора, который казался зловещим — вот-вот взорвется, и подошел, чтобы выключить его, ведь сетки все равно не было. Но он все-таки повернул ручку кругом, по всем каналам, вспомнил, что кто-то ловил Нидерланды, во всяком случае так ему рассказывали. При каждом повороте раздавался треск — то громкий, то тихий, и микроскопические фигурки то наплывали вперед, то удалялись. Когда он захотел поставить ручку на исходное положение, у него ничего не получилось, даже когда он решил применить силу. Не получалось, и все. Ему стало душно от волн низкой и высокой частоты. Низкочастотные были почти не слышны, зато другие отбрасывали его к дивану. Ему нужно было бы выключить телевизор, но это никак не удавалось, да к тому же он боялся разбудить жену. Он подошел к телевизору, думая, что она, может быть, проснется и увидит его, и выключил звук.

Почему он совсем не выключил телевизор, он сам не знал.

Измученный, словно накричавшись до изнеможения, он тяжело дышал.

Но, собственно, особых причин задыхаться у него не было, и он успокоился.

Хотя звук и был выключен, некий сверхзвук все еще сидел у него в голове, и когда он приближался к телевизору, его снова начинало трясти. Он ходил взад и вперед от дивана и обратно, а деревянный ящик телевизора то расширялся, то сжимался, эластичный и тоже запыхавшийся.