Норвежская новелла XIX–XX веков

Но вот лес продали какой-то большой компании. И в один прекрасный день вышло распоряжение все хуторские усадьбы снова занять под лес. Они там решили, сидя в городе, что так им будет выгоднее.

Издольщики спорить не стали. Многие тогда же переселились в Америку.

Мартин же всегда был простофиля и тугодум. Он взял да заупрямился. С добрыми людьми такое бывает. Он никак не мог понять, почему ему нужно уезжать отсюда. Он всегда исправно отрабатывал за аренду, и отец его, и дед. К тому же он только что расчистил от камней картофельное поле, а камней там была пропасть. Да к тому же у него теперь были жена и ребенок. Он не стал съезжать с хутора. Ему прислали одно предупреждение, потом второе. Но он так и не мог уразуметь этого и оставался на хуторе.

И тут в один день, поздней осенью, приехал ленсман в форменной фуражке, прихватив свидетелей и все, что положено, и по всем законам согнал с хутора Мартина вместе с женой, сынишкой, коровой, козой, двумя свиньями и опечатал (так это, что ли, называется?) дверь. Тут Мартин, видно, понял, что дело не шуточное, однако спорить не стал и не сказал ни слова. Ленсман поскорее убрался назад в деревню, — должно быть, это занятие было ему не по душе.

Неделю спустя по деревне пошел слух, что Мартин опять занял дом и живет себе как ни в чем не бывало.

Дело принимало серьезный оборот. Ленсману пришлось снова ехать на хутор и выгонять Мартина по всей форме. И в тот же самый день приехал из деревни лесничий, состоящий на службе у компании. Он прихватил с собой лошадей и людей. Старый домишко тут же снесли. На этот раз трудно было понять, собирался ли Мартин снова поселиться на хуторе, потому что, когда эти люди пришли, он стоял на поло вместе с женой и сынишкой, коровой, козой и свиньями. Лесничий отчитал его как следует, он порядком разозлился, потому что люди над ним посмеивались из-за всей этой истории.

Мартин не очень-то много сказал ему в ответ. Вернее говоря, и слова не вымолвил Мартин, жена его и сынишка стояли и слушали лесничего, пока тот не замолчал. Потом они уселись поодаль на изгородь и стали смотреть, как мужики ломали их домишко и хлев. Лесничий еще раз постращал его и снова уехал в деревню.

Однако кое-что он упустил из виду — забыл сломать погреб, где хранили картошку.

Такие картофельные погреба строят обычно не рядом с домом, а на поле, потому-то, видно, лесничий и забыл про него. Погреб этот вырыт в земле. На земле над погребом — нечто вроде сарайчика с обыкновенной пологой крышей. Издали такой погреб походит на избу.

Под рождество по деревне прошел слух, что Мартин со своей семьей и скотиной живет в картофельном погребе, вернее в сарайчике над погребом. Рассохшиеся стены он проконопатил мхом, а в одном углу соорудил печурку.

Тут все повторилось сначала, ленсману пришлось снова ехать туда выселять Мартина. И разозлился же ленсман — сколько можно дурака валять. Путь туда не близкий, да и морозы ударили, снегу навалило — ленсман рвал и метал.

Лесничий и того пуще разозлился, он приехал вслед за ленсманом и сломал погреб. Он так рассвирепел, что глаза его прямо-таки молнии метали. Что ж тут хорошего, если вся деревня над ним насмехается. Шутки шутками, но теперь уже дело касалось власти и чести лесничего. Он не позволит водить себя за нос… Лесничий разнес в пух и прах Мартина, и жену его, и сынишку. Они все трое стояли, не шевелясь, на снежном сугробе и глядели на него. Скотины у них уже не было, ее забрали в залог. Выселять дважды — это денег стоит. Правда, одну свинью они еще раньше закололи.

Видно, на этот раз лесничий взял верх. Мартин съехал со двора. Поговаривали, что он поселился в старой, заброшенной избушке далеко в лесу, однако точно про это никто не знал.

Но вот наступила весна. И снова пополз слух: Мартин с женой и ребенком перебрался на хутор. Они поставили над картофельным погребом шалаш из еловых веток и живут в нем. Сажают на поле картошку, как ни в чем ни бывало.

Тут нагрянула целая куча народу: ленсман с подручным и свидетелями, лесничий со своими людьми, лошадьми, инструментом и ружьями. Надо было ко всему приготовиться, ведь этот человек, видно, вовсе спятил.

Они увидели и всю семью Мартина, и шалаш из еловых веток, и поле с только что посаженной картошкой. Шалаш они снесли, изгородь поломали, колья покидали в кучу и подожгли, потом в костер бросили еловые ветки и все сожгли дотла. Потом они выкопали только что посаженный картофель, высыпали его в мешок и забрали для верности. Закон есть закон. И на этот раз никто им не противился. Мартин стоял не шелохнувшись и смотрел на них, его огромные руки, сжатые в кулаки, повисли беспомощно и праздно. Казалось, ему нужна была целая вечность, чтобы решить, что делать дальше. Был он худой и бледный, жена и мальчонка были тоже худые и бледные. В эту зиму им пришлось не сладко — еще бы, ютиться в такой конуре…