Слегка срывающимся, вроде как осипшим голосом он стал декламировать свои очередные строчки, медленно, вкрадчивыми шагами приближаясь к местонахождению объекта своих желаний. Обманчивый лунный свет зажег печальные серебряные искры в самой глубине его темных глаз. Странно, но на мгновение я почувствовала странную между нами общность и сделалось до боли жаль и себя, и Николая. Ну почему окружающие считают, что у людей нет характера, если они просто хорошие, добрые люди? Однако обожатель был почти рядом с явным намерением заключить меня в объятия повторно, и мое секундное замешательство быстро закончилось.
Я сумела ловко увернуться от его рук и была такова: в прихожей резво натягивала на голову свою легкомысленную белую шапочку и умелыми пальцами выпускала из-под нее слегка спутанные кудри, эстетично раскладывая их по плечам. Сегодня кудри совсем не кобенились и правильной золотистой волной согласно отражались в зазеркалье, роскошно оформленном золотистой, в затейливых виньетках, тяжелой раме. Николай закончил декламацию и подошел помочь мне влезть внутрь теплой, легкой серебристо-белой шубки из опасного полярного волка.
Я первой спустилась со слегка скользкого крыльца; бодро пробежала по вечернему, сияющему аметистами снежку, слегка утоптанному вокруг дома, и была в лесу, пока мой обожатель еще только одевался.
Глава 34
Лес в ночи стоял таинственный, величественный и молчаливый. А запах… Ночной лес имеет свой особый, отличный от дневного запах. То аромат беспредельности мира, тайны мерцания звезд, свежести недавней бури. Он удивительно наполнен, он скрывает в себе огромное количество неслышимых человеческому уху звуков космоса, а еще вкус лиловых, вечно не увядающих фиалок. Мне почудилось, что бывший волк на моих плечах сразу навострился, ощетинился и вот-вот должен протяжно запеть-завыть на маняще-леденцовую луну. «…И снега холодней холодит твои ресницы синяя луна», – всплыли в памяти Колины, напоминающие японские хокку строки… Сделалось очень-очень грустно… Эта сладкая сахарная луна лила лишь холодное обманчивое сияние на притаившиеся ели-великаны, на волнистые синие аллеи между черными, недвижными, колоннообразными стволами. Только желтые, круглые и квадратные; живые, веселые и уютные пучки света, падающие из окон красивого теплого дома мне вслед, еще напоминали о все же существующих на свете стабильности, благополучии и уверенности в завтрашнем дне. Однако некая неведомая, циничная и грозная сила заставляла меня стремиться прочь от тепла и света в надменные, чернильно-черные глубины ночного леса. Уют, тепло и ласка больше мне не принадлежали и не являлись частью моей расколовшейся жизни, было даже опасно начать вновь к ним привыкать. Горячее дыхание в затылок, от которого волосы зашевелились, сбило с мысли.
– Вероника, а ты в курсе, что до потопа луны вовсе не существовало. Бедные влюбленные были вынуждены напряженно всматриваться друг в друга в почти полной, если не считать неверного мерцания мелких звезд, темноте.
С такими словами меня нагнал и на мгновение вывел из грустной задумчивости Коля.
– До какого еще потопа?
– До всемирного, естественно!
Все дальше и дальше от светлых бликующих зайчиков удалялись мы с Николаем и все более и более острая, осокой режущая сердце тревога от чего-то малопонятного и необъяснимого, но неизбежного, пугающего и печального обступала вокруг мрачной клубящейся стеной. Каждой клеточкой кожи я прямо физически чувствовала надвигающуюся угрозу неотвратимого неведомого.
«Никогда не спи так, чтобы лунный свет падал на твое лицо. А то станешь очень несчастливой женщиной», – частенько советовала мне бабушка, когда мы с ней жили на даче. Тогда я совершенно пропускала ее назидания мимо ушей и несколько раз просыпалась именно от того, что чувствовала на себе тот самый сиреневый, прохладный, легко вводящий в иллюзии и обман несчастливый свет.
Теперь пенять не на кого!