В последние годы все в нашей семейной жизни начало меняться к худшему. Ушла веселая легкость юношеских споров; как-то незаметно забылись забавные полудетские клички; внезапные озорные поцелуи с подкрадыванием сзади пропали еще раньше. Зато тягомотная рутинность каждодневных обязанностей: готовок, уборок, заполнения бланков счетов, звонков в скучные конторы, походов в не нужные никому организации, посещение глупых, но необходимых мероприятий и так далее, и тому подобное и только такое начало занимать почти все время и отнимать силы, ничего, кроме сожалений и вздохов, не оставляя на саму, собственно, жизнь. Полная надежд, свободы и ожиданий ежесекундных чудес юность утекла, как сквозь пальцы, оставив чувство легкого недоумения и пространственно-временной дезориентации.
Ко всему прочему Вадим, как мне стало казаться, начал страдать странной нервной болезнью. Все, что бы я ни делала, вызывало у мужа язвительные вспышки критики и раздражения; все, абсолютно все было неправильным, не таким и не сяким. Временами мне чудилось, что ему, как мальчику Каю из сказки про Снежную Королеву, в глаз попал осколочек кривого зеркала, отражающий предметы в доме и отношения в семье в самом что ни на есть уродливом и искаженном виде. Я же, к великому моему сожалению, едва ли обладала нежной терпимостью и женственной самоотверженностью милой Герды, чтобы суметь поправить семейную ситуацию на пользу и радость себе, ему и сыну. Маленькая Разбойница, девочка по своей внутренней сути совершенно замечательная и чудесная, но отчего-то любившая время от времени пощекотать верного оленя острым ножом по шее, могла бы в принципе служить гораздо лучшим моим прообразом.
Самым странным казался факт, что при всех моих недостатках, оплошностях и грубейших просчетах Вадим терпеть не мог, когда я отлучалась из дома по любым другим делам, кроме семейно-хозяйственных, даже ненадолго. Необходимо было изобрести кучу предлогов и заранее предоставить тучу объяснений и причин, чтобы хоть частично избежать домашних разборок по возвращении.
О боже, как же горячо и страстно человек мечтает о волюшке-свободе, если считает, что ее у него отнимают или по чистому капризу ограничивают. С каждодневными горькими стенаниями и частым пролитием слез по поводу теряющей былую форму, а прежде подтянутой и спортивной фигуры мне все же удалось вымолить-выцарапать разрешение и деньги на посещение спортивного комплекса с тренажерами, аэробикой, бассейном, сауной и солярием.
К слову сказать, я терпеть не могла у кого-либо что-либо просить, а уж тем более в форме чуть ли не вымаливания. Совершенно такое не подходило к моему, как я сама считала, свободолюбивому, волевому, бескомпромиссному характеру, вышеуказанные качества которого составляли мою основную личностную гордость. Во избежание семейных сцен уговаривала себя быть более женственной, мягкой и терпеливой. «Смирение, терпение и вечная женская жертвенность, – усмиряла я свой внутренний, гневный и яростный, время от времени клокочущий во мне, как жерло готового к извержению вулкана, бунт, – состоят как раз в том, чтобы пропустить через себя мужскую дурь, слепую непонятливость и тупую силу, как масло пропускает через себя нож».
Красивенький, беленький, благоухающий сыночек, так удивительно похожий на греческого бога любви Эроса в детские годы, сверкая живыми, чуть-чуть раскосыми, по-русалочьи серо-зелеными глазками, пулей влетел в комнату. «Хочу конец истории про приведение!» – весело потребовал он.
– Я сегодня очень устала, Вадим… Почитаю Игорю и потом хочу сразу же лечь спать.
– Я не стану долго говорить и едва ли отниму у тебя много времени.
При этих его словах крокодил победно уволок мертвую львицу под воду, и Вадим снова принялся переключать телевизионные программы, на сей раз так и не решив, на какой из них остановить выбор.
С тяжким вздохом я пошла дочитывать сыну нежный и ироничный, мастерски написанный рассказ Оскара Уайльда про несчастного старика-привидение и добрую девочку Вирджинию, всей душой стремящуюся помочь призраку.
– Когда же наш котеночек начнет читать по-русски?
Сынуля, как всегда, пропустил мою сентенцию мимо своих симпатичных розовеньких ушек. Меня действительно расстраивало, что он свободно читает по-норвежски и довольно охотно по-английски, а вот на родном языке ни в какую.
– Папа сочинил новую сказку, ма-а-а, вот ее еще хочу. Пожалуйста, ма-а-а, так мне гораздо лучше сны приснятся.
– Новую сказку? Про что же?
Надо же, как часто что-то новенькое прибавляется к многочисленным хобби Вадима: к его сквошу, теннису, конькам, бегу, плаванию, философским умствованиям и французскому языку.
– Это продолжение «Красной Шапочки». Он обещал придумать продолжения ко всем сказкам, которые я захочу. К следующему разу я заказал «Три поросенка живут дальше».
С неподдельным любопытством я взяла в руки отпечатанные на компьютере листки. «Красная Шапочка идет в школу» – оповещало выделенное курсивом заглавие.
«Лето было на исходе, и Красная Шапочка собралась первый раз идти в школу.