Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов

За круглый латунный пятак с изображением герба в виде снопа колосьев я доехала до станции метро «ВДНХ», а неподалеку от центрального входа на выставку пересела в трамвай, идущий в нужном направлении, но платить за проезд не стала. Через несколько остановок по Крестовскому мосту я уже подъезжала почти к самым воротам кладбища, где с миром покоились бабушкины родители и ее младшая сестра. Предстоит ли и мне ночью к ним присоединиться? А как это обычно происходит? И легкий морозец пробежал у меня по шее и между лопатками.

Быстрым шагом я прошла мимо так хорошо знакомой церкви Вознесения Божьей матери и, свернув с главной аллеи на первую боковую, через несколько шагов оказалась у цели.

От покраски нашего дачного домика у мамы осталась банка желтой краски, поэтому наши могилка и ограда были выкрашены как-то по-пляжному ярко, привлекательно и задорно, отчего напоминали о жарком лете. Я вообще-то до сих пор немало удивляюсь, почему это могильники, памятники, склепы, плиты, надгробия и кладбищенские ограды всегда должны быть таких скучных и тоскливых, часто до безобразия противных тонов. Кому такое может нравиться, неужели умершим? Да не может быть!

Вот если бы раскрасить все это угрюмое хозяйство в разные нормальные, приятные глазу цвета: розовые, голубые, салатовые, персиковые, сиреневые и песочные, то насколько бы приятнее здесь сделалось бы всем. Зачем же взрослые люди так беспредельно лицемерят: гнетущими, мрачными красками неизвестно кому показывают-доказывают свою глубокую, якобы в вечные времена неутолимую скорбь? А ведь верно подмечено кем-то из классиков, что чем реже с любовью вспоминают и посещают ушедших родных, тем более наглядно стараются продемонстрировать случайным равнодушным прохожим свою вечную память.

Маленькой девочке Нике всегда было особенно интересно бесцельно шататься по аллеям покоя и скорби, разглядывать портреты покойных и читать пожелания их родственников, потому-то я отлично знала, чьи слова скорбящих чего стоят, даже несмотря на дороговизну и тяжесть поставленных ими мемориальных тумб и монументов или истерические всхлипы выбитых в камне прощальных напутствий. Тогда я еще умела чувствовать, что чувствовали бедные, всеми позабытые покойники, лежащие под всем этим безвкусным спудом.

А не лучше ли позволить и усопшим, и прохожим просто радоваться несравненному многоцветью этого мира?

Я уселась на нетесаную, почерневшую от дождей скамеечку, слегка откинулась назад, поудобнее привалилась спиной к соседней стелле из черного мрамора и устремила глаза к почти овальному просвету голубого неба над головой. Маленький кусочек изумительного бирюзового цвета высоко-высоко над головой, весь в дружеском сплетении кудреватых ветвей-рук, слал мне сверху свой добрый лучистый привет.

Стояло самое начало сентября: то самое обычно теплое, золотистое, милое сердцу бабье лето. Задумчиво кланялись еще цветущей земле белые лилии, притихли-притаились в кладбищенской траве светло-сиреневые колокольчики; узорчатые ласковые тени от вековых лип и кленов украшениями лежали на вросших в траву надгробиях.

Меня окружал лес каменных, гранитных и мраморных камней всевозможных форм и размеров; чугунные и стальные ограды вокруг большинства могильников; целое поле разноразмерных крестов и, куда только не падал взгляд, великое многоцветье искусственных цветов или венков из них же.

Тут всегда маленькие неудобные скамеечки, тут всегда ласкающая прохладная тень. Вековечная тайна покоя, несуетности и умиротворения хранится в таких местах, и ее влекущий легкий шепот доносит до ушей неспешный свежий ветерок. «Сила человека иссякает в час испытаний. Но есть сила, которая и слабых готовит к битве. Безмолвное спокойствие – вот имя этой силы!» – кажется, так говорила Джоанна Бэйли, а может, кто-то другой. Кажется, так готовили себя к испытаниям герои Фенимора Купера, Джека Лондона и Майн Рида.

Странно, но когда такая великая тишина льется в человеческое сердце, то невольно высыхают слезы, где-то далеко за горизонтом растворяются обиды и кроткое трепетное блаженство охватывает все твое существо. Боже мой, а действительно, почему такое беспредельное счастье вдруг пронизывает человека в спокойном и великодушном безмолвии?!