Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов

Вадим в очередной раз еще крепче притянул меня к себе. Я, ответно, тропической лианой обвила его крепкую шею, слегка игриво рассмеялась довольным смехом, с полузакрытыми глазами подтянулась на цыпочках и, как бы совсем невзначай, подставила губы для поцелуя. Вадим с расторопностью легендарного вампира, ни секундочки не медля, в них впился. Он целовал меня так долго, так неотрывно, так мучительно страстно, что я невольно застонала и слегка отпрянула назад.

– Ник, а давай пойдем с горки покатаемся. Мы с ребятами днем нашли там большое старое корыто и гоняли на нем вниз. Забавно получается и гораздо веселее, чем на обычных санках. Ночью наверняка будет еще интереснее и смешнее. Пойдешь, а Ник?

– Конечно, пойду. Классная идея! Только сначала забегу в жилой корпус переодеться; хотя бы свитер и брюки на себя натяну.

Десятью минутами позже (а Вадим терпеливо ждал, привалясь спиной к выкрашенной в ярко-салатовый цвет стенке), крепко взявшись за руки мы резво выбежали за околицу. Морозный, легкий и озорной воздух сразу до самого донышка наполнил дивной свежестью молодые наши груди. Роскошный, вкусно хрустящий, на диво голубой снежок совсем по-сказочному до самых линий горизонта во все стороны искрился-переливался щедрой россыпью бриллиантовой пыли. Темная и молчаливая, как тень отца Гамлета при самом первом своем явлении, стена леса в отдалении, казалось, настороженно и не очень-то одобрительно наблюдает за чересчур резвым студенческим ребячеством. Ну и пусть!

Мы бодренько раскопали наполовину занесенное снегом, некогда серебристо-металлическое, а теперь старое и ржавое корыто и, отчаянно дурачась и гогоча, поволокли его на гору вверх. Со скрежетом, грохотом и лихим свистом в ушах вскоре летели мы с ледяной горки. Хохочущая вместе с нами луна рыжим факелом пылала над нашими буйными головами, а из лагерного динамика вдруг понеслась песня:

Руку мне дай,
Нам еще долго идти.
Ты посмотри,
Сколько дорог впереди…

Видно, начальник лагеря, наш главный физрук Слава Игнатьевич уже проснулся и пошел с обходом по вверенному хозяйству. Главный физруководитель любил и одобрял лишь сугубо отечественную эстраду, и все знали, что эстонская певица Анне Вески была в числе его главных фаворитов.

Впереди – крутой поворот,
Впереди – обманчивый лед,
Впереди – холод в груди…
Впереди, все впереди!

Примерно на четвертом крутом вираже реактивное корыто потеряло управление и перекувыркнулось вместе с нами несколько раз. А потом мы с Вадимом, прямо на части разрывались от хохота, стрелами индейцев-ирокезов пролетели добрый десяток метров и врезались прямехонько в самую макушку высокого сугроба.

Смешные и пушистые сиренево-алмазные хлопья снега изобильно посыпались на его и мои губы и лицо, и в рот попали и за шиворот. И был для нас тот снежок слаще меда и сахара. Внезапно музыка стихла, и вдруг сделалось невероятно тихо. Дискотека закончилась, до отбоя на сон осталось тридцать минут.

Мириады изумрудно-зеленоватых, таинственно мерцающих звездочек на беспредельном, абсолютно бескрайнем сегодняшним вечером, всеобъемлющем небосводе завлекали взгляды живых существ в черно-синие глубины вселенной обещанием легко выдать сразу все великие тайны мироздания.

Голубоватые стволы вековых деревьев словно оберегали божественный покой этого чудесного и мудрого мира. Нежная луна, теперь как круглоликая красавица невеста, укутанная в серебристо-синюю вуаль зимних ночных сумерек, застенчиво улыбалась со своих высот. Но вот она вдруг начала спускаться к нам все ниже, ниже, ниже…

– Ника, ты только посмотри, какой звездопад. Теперь самое время загадывать желания – они всенепременно сбудутся.

Совсем-совсем близко к моим губам склонилось лицо Вадима.

– Да нет, не может быть. Наверное, это просто спутники-сателлиты падают, – слегка кокетничая, ответила я.

– Ты лучше давай скорее загадывай. Спутники в верхних слоях атмосферы сгорают совершенно по-другому, да и не в таких невероятных количествах, – назидательно-забавным тоном отвечал мой друг.

Его необыкновенно блестящие глаза вплотную приблизились к моим и сделались совсем черными, как вулканическое стекло, – до таких почти невероятных размеров расширились зрачки. А в них, как в мистических зеркалах, отчетливо светилась моя, расплывающаяся от фонтанирующего веселья, от предвкушения великой радости, такая ярко-алая во все и вся бледнящих отсветах лунного света физиономия в живописной рамке из вакхических растрепанных кудрей. Совсем другая, более женственная и мягкая улыбка бабочкой опустилась на мои губы, и я задумалась над желанием…